О-фи-геть. И то ли схемы в наши времена сложнее были, то ли люди более зажаты. А тут все так легко, что даже завидно.

Боже, я правда сказала «в наши времена»?! Походу.

– Извини, – улыбаюсь, – я не планирую пойти под статью о совращении малолетних.

– Мне двадцать, – блондин улыбается во все тридцать два, или… в этом возрасте еще не прорезываются восьмерки? – И когда ты согласишься, это будет лучшее свидание за все твои… Сколько?

Не ответить на эту заразительную улыбку просто невозможно. Особенно когда у тебя больше нет стопора в виде необходимости хранить верность мужу. А его уход к другой, напротив, подталкивает к всяческим безрассудствам.

– Хочу верить этому миру так, как ты веришь в эффективность своих подкатов, – смеюсь, встречаясь взглядом с мнущейся неподалеку Леркой.

– Так что, пойдем? Я угощаю! – ничуть не смутившись, повторяет приглашение парень.

Представив, как студент выпрашивает у мамы денег, чтобы сводить меня в кафе, тихонько хмыкаю.

– Пригласи подходящую тебе по возрасту девочку. Уверена, она будет в восторге, – смягчаю отказ, хотя самомнение красавчика вряд ли поубавит такая мелочь.

– Не хочу по возрасту! Хочу тебя, – кричит дурак. Хорошо, что снаряды гремят, и никто не слышит. Впрочем, злиться на него почему-то совершенно не получается. Лерка мерзко хихикает. Шикаю, ткнув ее в бок. Ну что за детский сад?!

– Мать, а тебе не кажется, что он похож на того чувака из приложения для знакомств?

– Да ну. Таких совпадений не бывает.

– Наверное. В сауну пойдем?

– Если ненадолго. У меня через два часа клиент.

В итоге удается неплохо расслабиться. От жара сильнее обычного кружится голова. Зато вместе с потом выходят остатки похмелья.

На работу приезжаю как новенькая. Успеваю поздороваться с администраторами и повесить пальто в шкаф, когда меня окликает постоянная клиентка салона.

– Юль, можно тебя на пару слов?

– Конечно, Людмила Васильевна. Прекрасно выглядите! Узнаю Машину руку.

– И Семена, надо полагать.

– Да… – закрываю за нами дверь пустующего косметологического кабинета.

– О нем я и хотела поговорить.

– Что-то не так? Вам не понравилась укладка? – окидываю прическу женщины придирчивым взглядом, но не нахожу, к чему бы придраться.

– Если бы. Боюсь, у него проблемы посерьезнее, Юль. Он меня сушит, а сам пританцовывает на месте. Ни секунды покоя, весь дерганый, глаза бегают... – со слезами рассказывает Поперечная. Мне сходу становится понятно, и к чему она клонит, и с чего вдруг такая реакция. Не так давно Людмила Васильевна похоронила сына, который загубил себя точно так же, как сейчас себя губит мой лучший парикмахер. – Ты прости, но людям, более-менее сведущим, за километр видно, что он под чем-то… И если я тебе по-свойски пожалуюсь, то клиент повзыскательнее просто уйдет и никогда сюда не вернется.

Твою мать, Сёма! Только этого мне сейчас и не хватало! Золотой мастер – единичный, но…

– Я поняла, Людмила Васильевна. Спасибо за сигнал. Даже не сомневайтесь, я этого так не оставлю.

– Если понадобится помощь – обращайся. У меня и адреса клиник есть, и выходы на хороших наркологов…

– Спасибо. К сожалению, мы это тоже не раз уже проходили.

– Мне очень жаль.

– Да... Спасибо. И пожалуйста, примите в качестве извинений…

– Нет-нет, об этом даже речи не может быть! Я оплачу работу! – не дает мне договорить Поперечная. – Речь ведь не об этом совсем, Юлечка. Что ты?

Женщина искренне возмущена, поэтому я не настаиваю. Если ей так хочется оплатить услугу – пускай. Провожаю ее до ресепшена и возвращаюсь в зал.

– Семён…

– М-м-м? – и правда, ведь дергается! Как будто у него уж в трусах.