Но если нас интересует действительная сила, лежащая в основе магии, надо идти за культуру и за все общественные договоры.

«Обрядовые действия, наоборот, по существу своему способны устанавливать не договор, а нечто иное: будучи в высшей степени результативными и творческими, они созидают. В этом и состоит особенность магических обрядов.

Иногда уже название обряда носит характер, производный от этого эффективного свойства: в Индии понятию или слову „обряд“ лучше всего соответствует слово karman, „действие“; колдовство же – прежде всего действие (factum – лат.); деяние krtya; немецкое слово Zauber имеет тот же этимологический смысл; подобным образом во многих других языках для определения магии используются слова, корень которых имеет значение „делать“» (Мосс, с. 114).

Однако это «делать» отличается от обычного, бытового делания, поскольку оно дает гораздо больший выход, чем обычный труд. Это происходит потому, что «делать» магически – это делать не руками, а той силой, которую и ищет человечество, начиная с глубокой первобытности.

«Подлинный результат магического действия не равен механическому эффекту вызывавшего этот результат жеста. Настоящий результат обряда всегда превосходит непосредственный эффект жеста и обычно является событием совсем другого порядка; вызывая дождь, например, палкой помешивают воду в источнике. Именно в этом состоит особая природа обрядов, которые можно назвать традиционными действиями, обладающими особого рода эффективностью» (т. ж., с. 115).

Вот чем отличало ведические обряды присутствие в них когда-то найденного и подчиненного брахмана. Однажды он был понят и познан как особая сила, которую можно назвать магической. Это знание было сделано тайным, и за тысячелетия использования утратилось во всех древних культурах, где сила была превращена жрецами в род науки вместо действия.

«Тем не менее мы там еще находим ее следы. Она продолжает существовать в Индии фрагментарно в представлениях о громе, славе, физической мощи, разрушении, судьбе, целительном средстве, свойствах растений.

И, наконец, фундаментальное понятие индуистского пантеизма, понятие брахман, как мы полагаем, глубоко связано с понятием магической силы, даже продолжает его, если допустить, что в Ведах, Упанишадах и индуистской философии понятие брахман идентично» (т. ж., с. 202–3).

Это немаловажное замечание, потому что те же греки или римляне в поздней античности говорят, к примеру, о том же логосе, совсем не то, что говорилось ранними греческими философами. Логос как речь и слово – это совсем не то же самое, что Сын божий Христос-Логос в Христианстве, заимствовавшем это понятие у греческой философии.

Понятия не просто меняются, и далеко не всегда обогащаются смыслами с ходом времени. Очень часто они подменяются или утрачиваются совсем. Так психология сегодня – совсем не наука о психе, несмотря на кажущуюся преемственность. Вот и брахман индуистской философии – это весьма умозрительная вещь, в отличие от брахмана Атхарваведы.

«Короче говоря, кажется, что проявляется метемпсихоз идей, начало и конец которого мы видим, но не знаем промежуточных фаз. От самых древних до самых поздних ведических текстов слово брахман среднего рода означает молитву, формулу, заговор, обряд, магическую или религиозную силу ритуала. Более того, маги жрецы носят имя брахман, мужского рода.

Между этими двумя словами существует лишь одно различие, безусловно, достаточное, чтобы отметить расхождение функций, но недостаточное, чтобы показать противоположность понятий. Брахманская каста – это каста брахманов, которые обладают Брахманом. Люди и боги совершают действия с помощью брахмана, который в более узком смысле, является голосом.