Из деликатности.
Но этот шаг ему принес
Неприятности.
Вот путь его блестит слезами звезд —
Сатурн вступил в несчастный час
На темный хвост.
Он уклонился, уклонился. Мимо.
Его преследует беда незримо.
Она приводит в нужный час, —
Нескоро, —
К тому, что вот – Сатурн погас
С пути мирского.
И кто взошел на звездный мост
Его следами,
Страшитесь наступить на хвост
Тех, кто под вами.
Рассеялся вонючий дым
Небесной падали,
Но мы хотим, но мы хотим,
Чтоб чаще падали.

<1941>

89. «Без помарок. За курок…»

Без помарок. За курок.
Сорван синенький цветок
Беззаботно на снегу.
Он сбегает к озеру,
Он цветет на берегу,
Пока не подморозило.
На полозьях донесен
До колеи сквозящей,
И утоплен прошлым летом
Как самый настоящий.

Февраль – март 1941

90. Летучий змей

Ветка сбросила
Серый снег.
Было весело,
Я бы лег.
Тем, чье вечером
Ремесло,
Было весело,
Их несло.
Утром пущенный
На восток,
Змей, размокший
Под кустом.
Мы нагнулись
За ним рукой,
Но наткнулись
На ручей.

16 сентября 1941

Загородный, 16

91. Таинственное воспоминание

Они питаются за счет
Жестокой тряски.
Есть некий низменный расчет
На ваши ласки.
Раскрывается тряпье,
И вводят руку.
Рука хватает за ее
Нагую штуку.
Выносят мокрый узелок
Из парадной…
Я одеваюсь. Я увлек,
Я нарядный.
Я оделся чрезвычайно.
Это пагубная тайна.
Для того, кто одинок,
Сорван радостный звонок.
Мы выбегаем в гастроном
Достать мадеры,
Мы возвращаемся с вином,
Но там – заборы.
Привлекательная месть
Сорвала двери,
Но разрешите мне присесть:
Здесь были воры.

16 сентября 1941

Загородный, 16

92. Ры-ры

Я дурак, я дерьмо, я калека,
Я убью за колбасу человека.
Но пустите нас, пожалуйста, в двери,
Мы давно уже скребемся, как звери.
Я ж страдаю, палачи,
Недержанием мочи!

17 сентября 1941

Завод им. К. Маркса

93. Застольная песня

Мы растопим венец на свечку,
Мы затопим мольбертом печку,
Мы зажжем запломбированный свет,
Мы сожжем сохраняемый буфет.
Я проклинаю обледенелый мир,
Я обожаю воровской пир.
Мы от всех запрячем
Ароматный пар,
Мы у дворника заначим
Хлеб и скипидар.

Ноябрь или начало декабря 1941

Загородный, 16

94. «Как будто я еще довольно молод…»

Как будто я еще довольно молод
И даже, кажется, сравнительно здоров.
Так почему ж меня сжигает постоянный холод?
Да потому, что в жилах истощилась кровь.

Декабрь 1941

Загородный, 16

95. «Дайте, дайте мне обед…»

Дайте, дайте мне обед,
Дайте сытный ужин.
А иначе Бога нет,
И на хрен он мне нужен.

Ранняя весна 1942

Загородный, 16

96. Игра в карты

Первый признак – потный лоб,
Мы очень рады.
Когда едим горячий суп,
Свистят снаряды.
Второй – медали на груди
И бешеные строки.
Ах, мы не знаем, что впереди,
Какой там джокер…
Но мы прокладываем путь.
Там месят тесто.
Там у меня осталась мать,
Там ждет невеста.
Лети, лети, крылатый друг,
Спеши на праздник милый.
Ты не окончишь полукруг
Моей могилой.
Кто отстраняет их полет?
– Не ты, конечно.
Но если, если Бога нет?
– Нам безразлично.
Бессмыслен праздник, если нет
Веселой встречи.
Мы оторвали свой обед,
Свисти короче.
Кто отстраняет их полет?
Мы очень рады,
Когда течет горячий жир с котлет,
И шоколаду.
Но если в небесах столбы
Родного дыма,
Мы воссылаем вам мольбы:
Валитесь мимо!

9–10 мая 1942

<Ленинград.> Николаевская, 73

97. Крым («Тесто всходит в темноте белее снега…»)

Тесто всходит в темноте белее снега,
Зеленей воды шумят деревья в парке,
Дышит хлебной печью раскаленная дорога,
Пыль лежит, как мука на теплой корке.
Хрупкий сахар арбузов склеивает пальцы,
До локтей в бараньем жире руки,
Крепкий сок благоухает чесноком и перцем,
В нём кипят золотые чебуреки.
Скумбрия еще свистит, захлебываясь маслом,
Камбалы еще сосут лимонный сок.
Неужели этот мир немыслим?
– Всё это голодный сон.
На горячих бубликах распускалось масло,