«Что вы знаете о ИИ?»– заключительный вопрос был самым пугающим. ИИ… Искусственный интеллект. Я знал лишь то, что было доступно в бункере: обрывочные сведения, гипотезы, теории. Я понимал, что за этим вопросом стоит нечто большее, чем просто проверка моих знаний. Это проверка моего понимания сути происходящего, моего понимания того, на что я могу повлиять, и того, на что я не могу.

Провода на моей голове и пальцах словно пульсировали, передавая мои ответы. Я чувствовал, как мои мысли, мои самые глубокие страхи и желания, проходят через сложные алгоритмы, оцениваются, анализируются. Харитон всё так же бесстрастно наблюдал за мерцанием символов на мониторе, не выдавая ни единой эмоции. Тест не закончился, но я уже чувствовал, что он коснулся чего-то гораздо более глубокого, чем мои знания о бункере, о войне и о мире. Он коснулся моей души.

Последние вопросы Харитона были как удары кинжалом в сердце. Они не просто проверяли мои знания или способности, они проверяли мою мораль, мою сущность.

«Смогли бы вы предать?» – вопрос пронзил меня насквозь. Предательство… В бункере это было абстрактным понятием. Здесь же, перед лицом неизвестности, перед лицом смерти, это стало осязаемым выбором. Я пытался найти ответ, но он ускользал, как призрак. Лояльность? Верность? Что важнее в этой ситуации? Выживание? Или принципы? Ответ был сложным, неоднозначным, полным сомнений.

«Что такое богатство, финансовое?» – этот вопрос, казалось, был вне контекста. Но я понял, что за ним скрывается проверка моей системы ценностей. Что для меня важнее: материальные блага или что-то другое? Мой ответ был простым, но, надеюсь, искренним. Я понимал относительность богатства, и в тот момент мне оно казалось чем-то далеким, неважным.

И наконец, последний вопрос, который буквально парализовал меня: «Вы уверены в том, что вы существуете? И что вы не иллюзия данного времени?»

Этот вопрос заставил меня задуматься о природе реальности, о природе моего самого существования. Бункер, война, эта комната, Харитон – всё это могло быть тщательно продуманной симуляцией. Вопрос о моей реальности стал вопросом о реальности всего мира вокруг. Я искал ответ, но понимал, что его не существует.   Я мог лишь ответить, основываясь на своем восприятии, на своих ощущениях, на своей вере. Ответ был не рациональным, а эмоциональным, основанным на инстинкте самосохранения и инстинкте самопознания. Провода, подключенные к моему телу, передавали мой ответ, мои сомнения, мой страх, мою неопределённость.

Тест закончился, но ощущение тревоги, глубокого, всепоглощающего беспокойства, оставалось. Внутреннее напряжение не спадало, словно провода, которые еще минуту назад были подключены к моему телу, продолжали передавать сигналы, пронизывая мою нервную систему.

Харитон кивнул Платону, его лицо оставалось непроницаемым, как и прежде. Платон, натягивая вялую, неестественную улыбку, произнес: «Спасибо, Берислав, все хорошо». Его голос звучал странно, словно он повторял заученный текст.

«Пройдите в ту дверь», – сказал он, указывая на стену, полностью состоящую из зеркал. Сначала я ничего не увидел, кроме бесконечного отражения комнаты. Но, подойдя ближе, я заметил едва заметную стеклянную ручку, встроенную в одно из зеркал. Это была дверь, искусно замаскированная.

Сердце колотилось, когда я открыл её. За дверью находилось небольшое помещение, освещенное тусклым светом. И там, ожидая, сидели Варяг и Ульяна. Они выглядели усталыми, изможденными, но целыми. Их лица были бледными, глаза потухшими. Они ничего не сказали, только кивнули мне, словно подтверждая, что и они прошли через ад. Воздух в этом маленьком помещении был пропитан тишиной и… облегчением. Тест «Граф Поли» был пройден, но настоящее испытание, казалось, только начиналось.