Мироздание испытывает людей, не считаясь с тяготами, которые они несут на плечах, и предлагает всем, кто встал на путь перемен, новые, а порой еще и более тяжкий режим выживания.

Зимняя дорога по мощному льду реки была основательно набита тысячами ног и копыт, но поднявшийся ветер, разгонял поземку, переметал путь непрерывно, маскируя ориентиры. Группа отступающих в отчаянии, поотстав от основной массы войск и беженцев, в сумерках надвигающейся ночи сбились с пути, и угодила в зажор у скалы Тальцинской. Скала эта высилась справа на противоположном берегу от деревни и была подобна очертаниями профилю пытающегося взлететь вóрона.

Место это имело дурную славу, и в народе издавна была приметой беды. Много рыбаков погибло в водоворотах у скалы. Сельчане знали, что сближаться с утесом было смертельно опасно: лодки притягивала к каменной тверди неведомая сила, а если зазевался, упустил момент, когда нужно грести изо всех сил от скалы к центру реки, то скоро лодку тянула к стенке скалистого берега сила неуемная. У самой скалы, нависающей над водой карнизом, водоворот переворачивал суденышко, и рыбаки оказывались в воде. Выбраться на берег не было возможности, а выплыть из губительной воронки, мало кому удавалось, а утопленников находили редко, − все забирала неистовая сила реки.

Когда взялись строить железную дорогу по левому берегу Ангары, пришлось проходчикам пробить скалу, и тут-то выяснилось, что в глубине скального массива имеются обширные карсты и трещины. Река, овладев подземными пустотами, образует неистовое подводное течение, которое уходит в глубину и неведомо где заканчивается. Именно это объясняло, от чего затягивало в провал и людей, и плывущие в половодье деревья, мусор. Стали понятны причины, но проклятия скалы это не отменило.

Зимой близ страшной скалы в образе рвущейся ввысь птицы всегда образуется зажор и наледь от неспокойной беснующейся речной воды. Лед в зажоре тонок, как слюда, и присыпан снежком, так что не видно совсем это гибельное место, особо на закате и в сумерках.

Потрепанный в боях отряд казаков поспешал на усталых конях: подремывали в седлах замерзшие усталые, все в инее и снегу бойцы и сбились с пути, − взяли правее основной набитой уже тысячами ног ледяной дороги, и с ходу влетели в зажор. Ухнули в стылую воду сразу передние ряды скачущих, за ними остальные, не успев очнуться от дремы, понять реалии грянувшей трагедии, и только последние, запоздавшие успели спохватиться, придержать коней и отвернуть, уйти в сторонку на прочный лед.

Довелось спасшимся казакам видеть, как погибали их боевые товарищи в кипящей воде, но не на минах в Галиции, не в стремительной атаке лавой на редуты германцев сквозь свинцовый град, а уходили под лед на своей реке, вопя в отчаянии и матерясь. Лошади, ухнув под лед, голосили, протестуя. Длилось дело недолго, − уже через пару минут полынья была чиста, наполнена стремительным потоком, и только парила, поглотив живые души рабов божьих.

Бегали деревенские мальчишки смотреть на гибельное место. А что там увидишь? Кипит вода в огромной промоине и следов почти никаких не оставила, − утянула в глубину всех, кто не уберегся. Всех собрала, и еще соберет новую жатву жизней человеческих. Но мало кто уже удивлялся гибели людей: не казалась теперь, в это лихое гибельное время, человеческая жизнь ценной. Какая тут цена, − так полушка с утра, а к вечеру и на краюху цена не набиралась.

Как-то к вечеру, к сумеркам, нагрянули в деревню казаки на конях с заиндевелыми мордами, – знать шибко скакали, и зло отхлестали нагайками старосту в деревне видимо в отместку и от бессилия что-то изменить, вымещая свое отчаяние за погибших у дурной скалы казаков. Нагайками исхлестали, − так хоть не повесили, и тут же поспешая, ускакали по зимней дороге, чертыхаясь.