Это был Никита Стрельников. Местный хулиган и разгильдяй, которым так часто запугивали меня старушки с подъезда. Мама тоже однажды попыталась мне его в пример привести, мол, даже не думай идти по скользкой дорожке — потом не поднимешься. А я, что? Нам, девочкам, как-то было наплевать с высокой колокольни на всяких мальчишек, которые изначально не соответствовали сердечным предпочтениям.

Не мудрено, что я не признала его голос. Ведь он тот самый парень, которого знали все в лицо, но мало кто говорил с ним лично.

– Пацаны, что-нибудь теряли? – он разворачивается обратно к компании ребят, визуально старше его, даже не пытаясь скрыть насмешливый тон.

– Не, Ник, кроме совести ничего, – хохочет долговязый парнишка и остальные тоже подхватывают смех.

При этом, они даже не думают останавливаться, как и Никита, возле моего подъезда, продолжая свой путь весёлой компанией, лишенной основополагающего звена.

– Как видишь, одна тут ты, потерянная, – жизнерадостно заявляет парнишка, разводя руками.

– Очень остроумно, – тихо бурчу себе под нос, но судя по взгляду парня, он всё равно услышал.

Кровь тут же приливает к щекам. Я никогда не умела общаться с мальчишками, в особенности такими самоуверенными и нахальными как Стрельников. Вот о чем с ним говорить?

Какая ужасная погода на улице или как ужасно зябко мне топтаться у двери собственного подъезда, не зная, как быстрее оказаться дома? Даже маме не позвонить, потому что свой старенький телефон я оставила на диване.

– Ты же Лëля? Лëля Рогозина? – в какой-то момент обратился ко мне Никита, подходя ближе.

– Оля вообще-то, – поправляю его, храбрясь. – Лëлей меня называют только друзья.

– Зачем гуляешь так поздно, Лëля? – хмыкнув, уточнить он, игнорируя моё замечание. – Можно и на неприятности нарваться.

– Мусор выбрасывала, – не стала таиться.

Какая разница, зачем я вышла на улицу?

– Ну и? – он подходит настолько близко, что в свете одинокой лампочки, висящей под козырьком подъезда, я могу рассмотреть его иронично изогнутую бровь.

Никита кажется мне пугающим и одновременно красивым. Не той привлекательностью, что мальчишки разят своей сверстниц в самое сердце. Нет. Насколько знаю, этот парень пережил довольно трудное детство, с отцом-алкашом и гуляющей матерью. И если мне повезло вырасти в тепличных условиях, то ему пришлось несладко. Один только шрам над его брови, бесспорно, хранил в себе большую историю, чем мой предыдущий день рождения.

– Что, ну и? – хмурюсь, не понимая, чего он привязался.

– Выбросила? – выдыхает вопрос, будучи уже настолько близко, что я невольно отступаю.

От него едва уловимо пахнет спиртным и чём-то свежим, неясным, отчего делаю вывод, что весёлой компания ребят была неспроста.

– Как видишь, – взвинченно пожимаю плечами. Пульс бьётся где-то в ушах, оглушая. – Никита, иди куда шёл, тебя друзья там ждут.

– Уверена, что тебе не нужна моя помощь? – парень знает, как действует на девчонок и этим пользуется. Кривые улыбки, нахальная поза, нарушение личных границ.

– Ещё чего, – сжимаю кулаки, поднимая голову, и ловлю его взгляд. И тут же ежусь из-за того, что капюшон сносит ветром, который не забыл позаботиться и о том, чтобы закинуть мне под ворот пару-тройку ледяных капель, упавших с крыши.

– Ну ты, конечно, и зануда, Лёля, – по-доброму усмехается он, позволяя себе, как мне в тот момент кажется, лишнее. Поправляет съехавший капюшон, заботливо укутывая в плащ. – Продрогла же вся.

Отвожу взгляд, не зная, как на это реагировать. Разве такое о нём рассказывали старушки?

– В подъезд зайти не можешь? – тем временем продолжает он допрос, легко заглядывая за моё плечо. Он выше меня на голову.