Вечером ко мне подходит командир звена и спрашивает:
– Слушай, Николай, кого мы сегодня возили целый день?
– Заместителя начальника Особого отдела 40-й армии полковника Табратова.
– Ну блин, ни за что бы ни поверил!
– А что такое?
Володя рассказывает:
– Взлетели, летим. Минут через десять замечаем группу вооруженных людей, скрытно приближающихся к дороге. Увидели вертолеты и разбежались, стали стрелять по вертолетам. Я пытаюсь доложить на КП и получить разрешение на атаку, но Табратов командует: «Атакуй!», сам за автомат, открывает блистер и давай палить по душманам. Я командую ведомому прикрыть и атакую. Дал залп из НУРСов, душманы побежали дальше, ведомый добавил, остались еще живые. Так пока я зашел на второй круг, Табратов уже сидел на месте стрелка и из пулемета уничтожил их всех. Мы спрашиваем его: «Вы, наверное, раньше служили в авиации? Уж больно четко все получилось». Владислав Павлович улыбается и отвечает, что сейчас в первый раз сидел за пулеметом. Никто, конечно, не поверил. Он пригласил нас в гости в Кабул, мы еще больше засомневались. Он тогда говорит: «Спросите у Дуюнова, он вам подтвердит».
Я сказал, что все правда, такой у нас зам.
Позже я спросил у Владислава Павловича, действительно ли он в первый раз наносил удар по душманам. Он заулыбался и сказал, что приходилось не раз летать на боевые операции, налетал более сотни часов и поэтому знаком с вооружением вертолета и практически его применял не один раз.
Через несколько дней меня вызвали в Кабул в Особый отдел КГБ по 40-й армии к генералу Божкову Сергею Ивановичу, который второй год находился в Афгане и решал все вопросы своих подчиненных.
Беседа была своеобразной: разговаривали больше не об инциденте в Кундузе, а о делах в полку, об образовании и так далее.
Меня поразило, что меня похвалили за настойчивость и принципиальность при решении вопроса с Барласовым, за то, что не сплоховал перед заместителем командующего округом, а я ведь не знал, что это был он, остались довольны отзывом Табратова о моей работе в авиаполку и спросили, как я попал в авиацию, ведь закончил ракетное училище. Я ответил, что по образованию я офицер по эксплуатации радиооборудования летательных аппаратов и поэтому много лет обслуживал авиационные части, имею классную квалификацию техника по эксплуатации самолета и двигателя.
Затем со мной беседовал замначальника Особого отдела КГБ по ТуркВО полковник Румянцев Виктор Дмитриевич, который постоянно находился в Афганистане и имел большие полномочия, в том числе и в решении кадровых вопросов.
В течение четырех дней я находился в Особом отделе армии, где меня загрузили по полной программе – аналитические документы, беседы по различным вопросам оперативной деятельности, кадровые вопросы и так далее. Затем меня вновь пригласили к руководству Особого отдела армии и объявили, что пришли к выводу о необходимости выдвижения меня на вышестоящую должность. А с учетом того, что я уже находился в резерве на выдвижение, это решение утверждено руководством Особого отдела по ТуркВО и 3-го главного управления КГБ СССР в Москве, о чем мне и было объявлено здесь же.
Так был оценен мой скромный вклад в дело помощи Афганской революции, и через несколько дней, когда я находился вновь в Файзабаде, была дана команда сдать дела новому оперуполномоченному, а самому прибыть в Кабул.
В полку были удивлены, так как такие перемещения в Афганистане были крайне редки на тот период, ибо существовала реальная необходимость пребывания того или иного офицера на одном месте, поскольку он владел обстановкой, знал людей и мог уже самостоятельно действовать в динамичной обстановке боевого времени. Но как бы то ни было, через четыре дня я сдавал дела другому работнику.