Ждать долго не пришлось. Как только это было сказано Черкасом, взвод самопроизвольно зашевелился.
– Отделение сержанта Иванова, приготовиться к движению, остальные остаются на месте, в прикрытии. Наблюдение вести постоянно, выставить дозоры по кругу. Связь держать четко. Выходить на позывные только шифром. Свяжитесь с центральным, доложите ситуацию, – четко отдал распоряжение Губанов, новый командир роты.
Новичок в этой войне, но выдержанный. Его смелый взгляд вселял надежду в солдат, к ним он тянулся всей душой, прощая ошибки и ненависть к этой службе на земле Афганистана. Ходили слухи внутри батальона смерти, что переведен он сюда, в самое пекло, с пограничной заставы Кушка, где побил морду начальнику заставы за плохое отношение к солдатам. Его больше всех эксплуатировали, посылали в самые немыслимые переделки, может быть, желая таким образом побыстрее избавиться от него. Делали это по приказу сверху. Он был худощав, но крепок. В свои двадцать четыре года он был юн, но никто не замечал в нем этого. Он общался с солдатами в бою на равных, а в батальоне пытался выдерживать простительное расстояние, но всегда был приветлив, тактичен и добр, и мог так непринужденно раскурить сигарету «солдатской радости», чтобы стать ближе к боевым товарищам, сумевшим оценить его за последние два-три месяца. Он был зол на войну и готов был рвать врага, вцепившись в него зубами. И своим примером заражал солдат.
– Выйдем с западной стороны, зайдем к ним в тыл, – передернув затвор своего автомата с подствольником и поставив его на предохранитель, распорядился ротный. – Посмотрим, что там за праздник себе устроили «зеленые». Со мной пойдут шесть человек. Иванов, ты со своими пройдешься, как договорились. Сейчас вместе идем прямо по арыку, к охранным стенам кишлака.
Отделение в составе двенадцати человек медленно, не спеша, выдерживая расстояние между идущими, сгибаясь под пятидесятикилограммовой тяжестью боевого снаряжения, двигалось по высохшему руслу, поднимая пыль. Охватившая одну треть дувалов западная стена, которая защищала от внезапного вторжения со стороны близлежащих гор, встретила мертвой тишиной. Тишиной уже знакомой и нудной, пустынной потрескивающей тишиной. Куда-то подевались обитатели селения, исчезли животные, и не бегает по пыльным улицам голопузая афганская ребятня. Они как будто провалились сквозь сухую окаменелую землю, затаились в ожидании неминуемого. Так казалось на первый взгляд.
Успокаивая жаркое прерывистое дыхание, группа остановилась. Прислушались.
– Они что, все здесь подохли? – не выдержав тяжелого молчания, прошептал Одеса и посмотрел на Иванова.
– Тихо, хохол, – прервал его Иванов. – Тихо, помолчи, сейчас не до твоих шуточек.
Он, как охотничий пес, почувствовав добычу, весь напрягся, затаив дыхание перед прыжком. Где-то, совсем рядом, скрипула ржавыми петлями разбитая дверь жилища, потом с силой хлопнулась о глиняный угол стены, едва удержавшись на своем прежнем месте. Послышалась громкая, с каким-то умоляющим стоном, афганская брань. Сергей успел уловить некоторое понятные ему словосочетания. Затем несколько глухих ударов чем-то тяжелым, и стонущая тишина наполнилась коротким топотом убегающего. Раздался невнятный крик. Где-то недалеко женщина призывала аллаха помочь ее дочери.
– На крик идем, выдерживать дистанцию, не топать! – приказал ротный, срываясь с места и увлекая за собой разведчиков.
Прозвучал короткий одиночный выстрел винтовки, как будто кто-то стрелял в упор. Опять наступила тишина. Нервы были на пределе, пот струился из-под панамы, заливая глаза соленой, жгущей лицо влагой.