– Ты сумасшедшая, если думаешь, что в России в тебя никто не влюблен, – он сделал паузу, – Спасибо за прошлую ночь, она была замечательной.

– Тебе тоже. Я этого не забуду.

– У тебя сейчас, наверное, слишком соленые губы, чтобы целовать?

– Пока не попробуешь – не узнаешь, – мои пальцы пробирались среди мокрых прядей его волос, – Ну как?

– Слишком соленые. Но это не беда, потому что я самый сладкий парень в округе. Нет, правда! В детстве я ел сахар ложками, – он шутливо нахмурил лоб, глядя как я хихикаю.

– Значит, мы дополняем друг друга.

Когда в глаза попал солнечный зайчик, я поняла, что счет времени мы потеряли. Дори попросил встать, и крепко держаться за его туловище. Он сделал несколько крутых разворотов, во время которых мы еле устояли, а я вновь набрала целый рот жгучих брызг.

Стоя, мы рвались к берегу, где выжидающе маячила большая желтая футболка Стефаноса. Острыми пальцами я сцепила свои объятия, и эйфория, словно содовая, бурлила в моей крови.

– Дори!

– Что? – он слегка повернул голову, пытаясь лучше расслышать.

– Я люблю тебя!

Что-то взяло верх над моей логикой. Над тщеславием, что я выращивала, как подпорки для выхода в мир, где каждый судья каждому. В моей груди билось сочувствие, сочувствие и вина, что я, будучи по неопытности искренней во всех своих действиях и словах, вызвала в нем что-то похожее на любовь. Привязанность. Но этот момент так искрился энергией… И хотелось лишь дать ему повод провести следующую неделю с улыбкой.

Я призналась в том, что люблю его, и пыталась убедить саму себя в том, что это и правда так, ведь он теперь навсегда останется моим первым мужчиной, и воспоминание о нем, как о ком-то, к кому я не испытывала хотя бы долю любви, умаляло бы мое собственное достоинство. Да, в какой-то степени, я полюбила его, как того, кто был со мной на равных, кто на несколько дней дополнял меня, словно паззл.

Но это признание представляло собой другое чувство, и он должен был верить, что я влюбилась в него, как влюбляются в фильмах, или в детском саду – сразу и без подробностей.

Он сильнее сжал рычаг газа, и, мне виделось, что его грудь, того и гляди, разорвет от счастья и удивления.

– Только не спрашивай, почему я это сказала. Не говори ничего, – ступив на песок, я вытирала капли с измученного солнцем лица Дори, – Нам пора уходить.

– Эй, малака4! Иди, нужно везти клиентов.

Группка людей уже разместилась верхом на плавучем банане. Я не успела выдохнуть слово «прощай». За пару мгновений Дори сжал мое лицо, заставив вытянуть шею, и, резко поцеловав, зашагал в воду.

Он обернулся лишь когда отплыл от берега. Люди восторгались, прыгая по волнам, а он сидел на кончике надувного судна, задом наперед, и, клянусь, сквозь дурацкие слезы, я видела, как он вытер глаза.

Спрятав эмоции в ладонях, я повернулась к морю спиной. Полуголые люди, заставшие эту картину, лежали в волнении. Плотный мужчина с усами держал раскрытой газету, и, поверх очков, разглядывал мою слабость, – немного сочувствующе, немного испуганно.

– Ну же, не плачь, – меня обняли за плечи, – Это пройдет быстро.

В свете солнца я увидела смазливое лицо Мелкого. Хриплым аляповатым голосом он стал говорить о том, что эти четыре дня Дори улыбался как полный кретин, и им приходилось пинками заставлять его работать более-менее продуктивно.

Отвесив десяток ложных обещаний для Босса о том, что вернемся в следующем году, мы отправились в сторону Армонии. Катерина то и дело оборачивалась на море, чтобы в последний раз подглядеть как Алекс режет воду носом своего гидроцикла. Он поцеловал ее на прощание стеснительно, не желая выставляться напоказ перед сонными туристами.