– Ничего не хочешь мне сказать? – Нервничая Данила подрагивал коленом.
– Я? Это ты обещал проводить, а сам как сквозь землю провалился. Я все глаза сломала, выискивая тебя в классе и на переменке.
– Во-первых, я никуда не проваливался. Могла и догадаться, что мне нужно было отделаться от Филата. Иначе он бы прогнал свою политику, что друга… из-за бабы… бросать… променять… И ты это прекрасно знаешь. Во-вторых – я ждал тебя три урока за заборами, а после хотел… Короче, видел, как ты с Филатом пошла. Лихо ты переметнулась. Знаешь после этого как тебя называть следует?
Ольга выслушала Данилу, широко раскрыла умоляющие виноватые глаза, из стороны в сторону часто закачала головой.
– Подожди. Не обзывай меня никак! – вскрикнула отчаянным голосом Оля. Она собиралась объяснить, почему хотела, чтобы кто-то её проводил. Но, подумав: получалось, что ей действительно всё равно, кто проводит – Шпана или Филат, а он просто оказался первым, сидя с ней за одной партой, – Ольга решила не говорить огорчённому Даниле правду. – Даня, пожалуйста.
– Что, пожалуйста! Да иди ты. – Данила стукнул ладонью в стену, развернулся и быстрой походкой направился к лестнице, чтобы спуститься в подвал. Он решил не идти на алгебру, а прийти на второй урок – геометрию, чтобы меньше сидеть с Ольгой за одной партой.
– Данила, постой, пожалуйста! – Оля побежала следом.
Шпана, не обращая внимания на жалобный голос, спустился в подвал к раздевалке, сел на один из стульев, расположившихся вдоль стены. Ольга подошла тихими шажками. Она приложила ладони к надутым щекам Данилы, потянула вверх. Шпана повиновался, вытянулся в полный рост. Оля кинулась ему на шею и усыпала поцелуями. Она едва не выпалила, что его любит: но это он, он! должен такое сказать. Данила опешил от такого неистового потока поцелуев, по коже прошла томная дрожь. Он млел как самый последний ленивец от лени, верхние веки опали от нежности девичьих губ. Тело расслабилось, таяло, размягчалось, становилось слизняком, поверившим искренности такой горячности и страстности. И вновь подстрекатель, сидевший в голове, предположил: «Пацан, а что, если девчонка вчера в подъезде так же расцеловывала твоего лучшего друга, Филата? Тебе ни грамма не кажется, что они слишком долго пребывали вместе?»
Данила собрался с волей – попробуй тут оторваться от невероятно нежных, приятно-манящих сладких губ! – отпихнул Ольгу и бегом поднялся по лестнице, ведущей к выходу из школы. За происходящим из дальнего угла наблюдал Сергей. Он с грустью опустил глаза, развернулся и поспешил подняться в класс, чтобы Оля не увидела его тоску.
***
На урок геометрии Шпана вошёл через пять минут после звонка.
– Разве алгебра твоему миру не нужна? – полюбопытствовала классная руководительница.
– Извините, проспал, – проворчал Данила.
– Ясно. Проходи, садись. – Антонина Григорьевна изобразила лицом и руками всему классу жест, говорящий: «Что с ним можно поделать? Этот человек хронически неисправим».
Шпана опустился на стул возле Ольги так, словно бросили мешок с глыбой. Оля облегчённо вздохнула, прикусила верхнюю губу от волнения и затерзала зубами. Наконец, она успокоилась, сомкнула губы и с миловидным личиком стала слушать, что говорила Антонина Григорьевна. Но, как оказалось, Ольга рано успокоилась. Данила демонстративно поднялся со стула, с презрением её оглядел и прошёл к последней парте в среднем ряду, где никто не сидел.
– Сядь на место, – спокойным, но твёрдым голосом произнесла классная руководительница.
– Не сяду, – огрызнулся Шпана. – От неё несёт.
Ольга вскочила на ноги, не веря своим ушам, прижала ладони к возгоревшимся от стыда щекам.