Лёха фыркнул, но в его голосе была горечь.

– Подделать? Вы хоть слышите себя? Это не экзамен, который можно списать. Это… – Он замолчал, глядя на свою руку. Трещина на запястье начала кровоточить, но кровь была чёрной, как масло.

– Господи, – вскрикнула Аня, отпрыгнув в сторону.

Лёха перевел свой взгляд на неё, и его глаза были полны ужаса.

– Я не хочу растворяться, – прошептал он.

Максим посмотрел на циферблат за окном. 44:55:47. Тик-так.

– Мы не растворимся, – сказал он. – Мы должный найти хоть какой способ.

Есть вещи, которые ты делаешь не потому, что веришь в успех, а потому, что стоять на месте – всё равно что лечь в могилу. Максим Кириллов, сидя в заброшенном кафе с Аней, Антоном и Лёхой, чья трещина на запястье сочилась чёрной кровью, понимал: трещины – это не просто метки. Они были приговором. Голос из неба, холодный и насмешливый, объявил, что отверженных ждёт уничтожение, и циферблат в небе отсчитывал последние часы. 44:30:12.

Ночь опустилась на город, как тяжёлое одеяло, пропитанное сыростью и страхом. Кафе, где укрылись Максим, Аня, Антон и Лёха, казалось единственным островком тишины в бушующем хаосе. За окном площадь 1905 года превратилась в ад: люди кричали, машины горели, а отверженные, чьи трещины разрастались, бродили, как призраки, бормоча что-то невнятное. Максим сидел за стойкой, глядя в свой старенький смартфон. Экран был треснут, но он всё ещё работал.

– Если двери – это технология, – сказал он, прокручивая в голове вчерашний разговор с Антоном, – то их можно взломать.

Аня, которая листала блокнот, подняла глаза. Её трещина на шее стала длиннее, и теперь она тянулась к ключице, как чёрная молния.

– Взломать? – переспросила она. – Максим, это не банкомат. Они… живые.

– Живые или нет, они сканируют сетчатку, – отрезал он. – А это данные. Данные можно подделать.

Лёха, который сидел в углу, обхватив голову руками, издал хриплый смешок.

– Ты серьёзно? Хочешь подсунуть им фейковый глаз? Парень, ты видел, что с нами творится? – Он поднял руку, показывая запястье. Трещина теперь была глубокой, и из неё сочилась чёрная жидкость, которая пахла, как горелый пластик.

Максим отвернулся, стараясь не думать о своей собственной трещине. Она уже не просто зудела – она горела, как будто кто-то приложил к виску раскалённую проволоку.

– Я видел, – сказал он. – И именно поэтому я не собираюсь сидеть и ждать, пока мы все… растворимся.

Антон, который стоял у окна, обернулся. Его лицо было бледным, но глаза горели.

– У меня есть идея, – сказал он. – Когда меня пустили в дверь, я заметил, что сканер издаёт звук. Как будто… щёлкает. Может, он считывает не только сетчатку, но и что-то ещё.

– Например? – спросила Аня.

– Не знаю. Пульс? Температуру? – Антон пожал плечами. – Но я помню, что у меня в кармане был телефон. Может, он как-то повлиял.

Максим нахмурился, глядя на свой смартфон.

– Телефон? Ты думаешь, он мог… записать сигнал?

– Может, – сказал Антон. – Я не хакер, но знаю, что камеры иногда улавливают инфракрасные сигналы. Если сканер работает на чём-то таком…

Максим почувствовал, как в груди загорелась искра надежды. Он вспомнил, как в детстве разбирал старый пульт от телевизора, пытаясь понять, как он работает. Отец тогда смеялся, называл его «маленьким инженером». Теперь это воспоминание казалось далёким, как чужая жизнь, но оно дало ему идею.

– Если мы запишем сигнал от сканера, когда он пускает кого-то, – сказал он, – мы сможем подделать его.

Лёха фыркнул, но в его голосе была усталость, а не насмешка.

– И как ты это сделаешь? Пойдёшь к двери и скажешь: «Эй, дай мне твой код»?