Мужчина нахмурился, поднял чашку и уставился в неё. Кажется, он мне не поверил.

— Да, как так-то. Пётр мужик справедливый. Он бы не позволил.

— Его нет в лагере. Он улетел…вместе с травмированным сотрудником.

— Тогда понятно.

Мы немного посидели в тишине. Я бы выпила ещё чаю, но просить постеснялась, и так чувствовала себя неловко, поедая вторую конфету и берясь за кукурузные палочки.

— Спасибо. Давайте, я здесь полы помою, приберусь.

Мужчина задумчиво посмотрел в окно.

— Да уж. Пылью всё заросло. Я-то приехал траву покосить на аэродроме, вон как вымахала. А ты управляйся, если хочешь. Пойду, поработаю до темноты.

Ведро, тряпки и швабру я нашла в кладовке. Набрала воды и принялась за уборку. Первым делом протёрла все поверхности вместе с подоконниками. Уборка не была моим любимым делом, но привычка к порядку активизировала все автоматические навыки. Хорошо, что мыть пол на коленях не пришлось, голова каждый раз болезненно откликалась на каждый наклон, поэтому я не торопилась. Почти закончив мыть пол, решила вылить грязную воду на улице. Подошла к двери, и застыла. Там слышались голоса. Не помня себя от страха, бросилась за рюкзаком, а потом в кладовку. Только шмыгнула внутрь, как в прихожую вошли.

— Говоришь, гостей нет?

От голоса Егора подкосились ноги, словно кипятком плеснуло по венам, я закрыла ладонью рот, чтобы не заорать от ужаса.

— Можно гляну?

Прозвучали шаги, бухнула дверь, какое-то время доносился неясный бубнёж, потом мужчины вышли в коридор.

— Если появиться, имей в виду, она рецидивистка.

— У вас вроде таких нет? — Иваныч говорил спокойно, будто и без интереса, — Это же колония – поселение.

— Третий побег за две недели.

Пауза била по нервам, моё бедное сердце, кажется, готовилось проломить грудную клетку.

— Да уж. Куда только Пётр Григорьевич смотрит?

— М-м. Его нет.

— Кто вместо него?

— Я, конечно…. Ладно, предупредил тебя.

Дверь хлопнула, Егор вышел, я боялась двинуться с места. Иваныч не отдал меня ему. Спасена.

Неожиданно, дверь отворилась, и голос Егора с порога. Вернулся, сволочь.

— Полы намываешь?

— Не в грязи же сидеть?

Звон ведра и льющейся воды. Резкий вскрик, шум и злобный голос.

— Скажешь, где эта сучка?

Удар стон, хрип.

— Придушу. Говори, где она!

— Пусти…

У меня отнялись ноги, я не могла сделать и шагу, горло сдавил спазм – ни крикнуть. Пальцами нащупала черенок лопаты, толкнула его, он с грохотом полетел на пол.

Через секунду дверь кладовки распахнулась, и в проёме возник Егор. Тьма клубилась в глазах волчары, взгляд его словно взрезал грудную клетку, я не могла сделать полный вдох.

Схватив за шею, Егор выволок меня в коридор. Иваныч лежал в луже грязной воды. Егор, не тормозя, с ноги открыл дверь и потащил меня к черному лагерному пикапу, стоящему вдалеке на полосе. Около машины ждал ещё один охранник — бритый под ноль парень со шрамом на щеке, с виду уголовник.

— Где Иваныч?

— Лежит там, немного поучил его.

— Ты чё, Егор?

— За укрывательство ему срок положен. Ещё спасибо скажет. А ты иди, чего встала!

Сильный удар в спину заставил упасть на колени.

— Егор, кончай!

— Заткнись. Давай на двоих эту сучку…

По телу прошла судорога, стало нечем дышать, я закрывала и открывала рот, пытаясь сделать вдох. Садист выпустил шею и отвесил пощёчину. Мне было уже всё равно, ни боль, ни страх не могли остановить реакцию тела. Ужас, который переполнил меня, сорвал все заслонки и бросил в объятия смерти.

— Сука, дыши, — зарычал Егор, тряся меня за плечи — ты у меня ещё не так подёргаешься.

Из носа хлынула кровь, мир затянуло тёмной плёнкой, где-то вдали прозвучали голоса.