Макаров и Рогов уже добрались до стен бывшей лаборатории и заколотили в стену первые костыли. Макаров истекал кровью, а Рогова рвало.
Они уже почти не слышали репродуктор, а то продолжал объяснять:
– Подвиг отцов по сложившейся ежегодной традиции повторяют юные верхолазы, выпускники Университета ДОСААФ…
Рокотал и нарезал круги вертолет.
С Макарова и Рогова капало, они карабкались из последних сил. Им было очень тяжело в просвинцованных фартуках. Счетчик горестно завывал.
– Последние метры.. последние дюймы… И вот уже свежий флаг развевается над побежденной стихией!
Макаров и Рогов, разорвав старое полотнище пополам, обмотались им поверх фартуков и победоносно махали руками высоким гостям и случайным прохожим.
Четырехгранник (приквел и сиквел для «Одиссеи» Кубрика)
Экспедиция, имевшая целью насаждение Космического Разума, близилась к завершению. Уже во многих областях юной Земли торчали индукторы – высокие, непроницаемо черные столбы-четырехгранники, которые зудели в неуловимом диапазоне и собирали вокруг себя заинтересованных обезьян. Напитавшись жужжанием и облизавши столбы, обезьяны располагались к рациональному мышлению, подбирали палки и упоенно ими орудовали.
На последнем континенте пришлось задержаться.
Местное племя продемонстрировало полное равнодушие к обелиску, который Миссионер-Навигатор и Биолог-Контактер вонзили в чистое поле.
– Не знаю, что и делать, – в отчаянии пробулькал Биолог после недели безуспешных трудов. – Апогей перигелия переходит в зенит, и мы рискуем никогда не увидеть родную звезду.
Миссионер огорченно втягивал и вытягивал уроподии, угрюмо созерцая непрошибаемое стадо.
– Попробуем повысить частоту, – предложил он неуверенно.
Он сомневался не напрасно: частоту жужжания повысили, но положение не изменилось. Ее понизили, но и это не помогло.
Времени оставалось в обрез. Обезьяны похаживали вокруг столба, почесывались, вылавливали друг у дружки блох, плодились и размножались, бездумно свергали и назначали вожаков.
Тогда Биолог решился на отчаянный шаг. Переливаясь и хлюпая, он вскарабкался на верхушку индуктора и привязал туда хромовые сапоги.
– Получается! Получается! – закричал он возбужденно, любуясь жадным огнем, загоревшимся в глазах приматов.
…Улетели вовремя, когда зенит перигелия перешел в апогей. Местное население штурмовало четерехгранник и не обратило внимания на их отлет.
– Главное – не сапоги, – объяснял Биолог Миссионеру долгими и страстными межзвездными вечерами. – Намечается очень самобытная цивилизация. Сапоги им быстро наскучили. Главное было намазать столб маслом…
Шествие
– Почему вы тут идете?
– Я шествую.
– Зачем?
– Чтобы привлечь внимание к моим проблемам.
– К каким проблемам?
– К проблемам, которые возникнут из-за того, что я шествую.
– Тогда не шествуйте!
– Не могу.
– Почему?
– Потому что я ликую.
– Из-за чего же вы ликуете?
– Из-за того, что могу шествовать.
Пень-Терминатор
В одном заплеванном дворике образовался пень, довольно художественно опаленный грозой. Местный столяр, он же рубщик и сварщик, не чуждался прекрасного и вырубил витязя: тупого, по бороду в почве, во шлеме, но очень похожего на настоящего из тех, что имеют обыкновение усеять поле мертвыми костями. Он сделал это ради искусства, на забаву детворе, которая, однако, была противоестественно равнодушна к развлекательному пню. И не хотела думать, его созерцая, о былой славе Русской Земли. Пень смотрел на мастера деревянными глазами и словно бы намекал, что явился из будущего спасти Русскую Землю от порабощения всеми, на кого вдруг найдет подобный стих.
Вопреки намерениям рубщика, живейший интерес к его детищу проявили местные подростки, которые, гуляя в лунном свете, запечатали ему уста корявым словом «ХУЙ». Изуродованный витязь торчал, гордо сомкнувши изуродованные губы, которые и без того были так себе, и даже казались теперь говорящими на осмысленном человеческом языке.