он из дыма вылавливает
силуэт
узнаёт как зовут
сколько лэт
горожданство
какой у него стороны
он омоним
в котором значенья равны
чтоб задёрнуть завесь
завести за куток
ненадолго всего
на пятнадцать суто́к
а бывает ошибка
тудым мол
сюдым
и опять человек
превращается в дым
он счастливо течёт
невидимкой в вагон
и никто не несётся
вагону вдогон
Данил Файзов
«мальчик без устали кричит про волка…»
мальчик без устали кричит про волка
но беда в том что волки всё же пришли
светофор заметает следы и сжигает свои иголки
оии оии оии оии оии
в подворотне вечерний звон из хрустальных штучек
я умудряюсь жить до чужих получек
нужно знать дорогу как говорится
от сердца к сердцу
и от сердца до нарисованных незабудок
около этих двушек одна навсегда погода
сколько времени этого времени года
оии
кричу
разевая пасть наблюдая пропасть
серый мальчик впавший в свою нелепость
оии
грызут волчата виноградные гроздья
на краю у края за краем
крик мальчика бесполезен
«мой первый дом…»
мой первый дом
похожий на синицу
мой первый друг
со вкусом ножевым
велосипедная
надкушеная спица
шипенье этих шин
что делать с ними
что мне делать с ним
с пустопорожним
бормотанием соседа
в тогда был дед
сорокалетний дед
малиновый десерт
послеобеденный
ему отказывать
не след
по всем тропинкам
шастают французы
и ставят подосиновики
в ряд
за ними итальянец
грустный
прислушивается
о чём тут говорят
какая разница для
армии великой
слепней шершней
на языке каком
про этих мёртвых
и увы безликих
я продавил
педалей третий том
«ведь не жизнь и смерть расположена рядом с нами…»
ведь не жизнь и смерть расположена рядом с нами
а херня и пи*дец расположены рядом с нами
воды отходят мальчик падает в обморок и кричит цунами
по краям земли черепахи ревут слонами
догадавшись в конце концов
что человек есть нежить
я и сам с лопатой сгребая снег был здоров и весел
знал чуток анекдотов балагурил и легковесил
но ни разу не смог родить только держал за руку
тонкую руку моей невозможной друга
оборот согласен не книжный но очень нежный
чуть постарше стану и буду не так тревожен
потому что мёртвому можно хоть соль хоть сахар
переход на красный оправдание ложью
жизнь мальчишечья без дураков и страха
уд весёлый бежит впереди мальчишки
гонят-гонят его вперёд непрочтённые книжки
если утром жив значит жив вообще?
медленно кружится над твоей головой соловей
ну давай же рожай уже
сохрани на камеру ход вещей
Наставники о семинаре
Дмитрий Воденников
Звук настоящего времени
Человек пишет, чтоб стать больше себя, больше текста, больше понятного ему смысла.
Нет смысла в стихах. Ни прикладного, ни онтологического. Потому что, если он чётко проговорён, он теряет половину своего веса. И становится просто пословицей.
Там творится что-то другое.
…Ещё до, на уроках ангельского нам объясняли, что перед
зиготой
нам непорочным (ещё непорочным) устраивают лотерею.
Правил особо не помню, да только о том, что выиграл
узнал лишь в четыре года,
когда впервые себя вспомнил и
впервые себя осознал.
(Родиться – это уже победить в лотерее.)
(Святослав Югай)
Стихи, это то, чего, возможно, никогда не было, но что должно было быть.
…Но мне ничего больше не оставалось.
Ты не оттолкнула меня,
Ты тоже меня поцеловала.
Неожиданно.
Серьёзно.
По-настоящему.
Так мы и стояли под зелёным аптекарским знаком,
Пока я с ужасом не вспомнил, что его демонтировали четыре
года назад.
(Михаил Кац)
И когда текст сложится, то даже мы поймём, что же хотели сказать. А точнее, как мы хотели жить. И тогда всё можно будет исправить. Переписать. Без ошибок и автозамен.
Бог сидит на всех нас, как на клетчатом старом диване,
где-то в летней деревне, наполненной гулом жуков,
пеньем птиц и нытьём страдающих дураков,