– На ж/д.

– Тут? В городе? То есть оба жили здесь?

– Само собой. Папина семья переехала, когда он уже взрослым стал. А маме при переселении едва четыре годика стукнуло. Папе мама понравилась, и он её у жениха увёл.

От услышанного Имир изрядно удивился – в его глазах Григорьевна не походила на супругу, потерявшую голову от спонтанной любви к Василию и вышедшую замуж из искренних чувств.

– Красивая история, – аккуратно заметил молодой человек, стараясь скрыть недоумение.

– Ничего красивого! – отмахнулась Люба. – Мама любила другого. Какого-то дагестанца. Юра этот опоздал на поезд и вовремя приехать не смог. Мама психанула. Тут папа подкатил: «Выйдешь за меня?». Она со злости и согласилась. А развернуть оглобли назад и забрать своё слово позже не смогла. Так и живут! Мама клянёт отца, тот терпит. Ради чего – непонятно!

Поспелова нахмурилась. Брюнет понимающе улыбнулся: теперь всё встало на свои места.

– Зато благодаря их встрече появилась ты. Если бы этот дагестанец и твоя мама сошлись, тебя бы не было. И я бы щас здесь, на крыше, торчал в гордом одиночестве и скучал по большой и светлой любви.

– Ах-ах! Смешной! – развеселилась она и щедро чмокнула его в смуглую щеку. – А твои родители как встретились?

– Банально. Папа маму купил.

– Чего-чего?! – огорошилась девочка.

– Купил, говорю. За деньги, – спокойно пояснил отличник, будто погоду объявил.

– У вас принято невест покупать?

– Вообще родители договариваются о свадьбе отпрысков ещё в их детстве. Отдают за невесту выкуп. А когда жениху с невестой стукает лет по двенадцать-тринадцать, играют свадьбу.

– Получается, всё решают родители?

– В хороших цыганских семьях – да. Но мой папа намного старше мамы. И он маму купил у её отца в прямом смысле этого слова. Когда мама была чуть младше нас.

– Чего-то не очень звучит! – поморщилась Люба. – Вас всех это не парит?

– Об этом знаем только я и Сэро, – пояснил Имир. – Родители скрывают.

– Как же вы узнали?

– Сюда летом после переезда прикатила родная тётка, мамина старшая сестра со своими отпрысками. Я и Сэро залезли вон на тот орех шутки ради! Дурачились, в прятки всей детворой играли. Мама и тётка лузали горох за сараем да былое обсуждали. А мы, получается, случайно с высоты подслушали, что дадо маму у её родного батьки, нашего деда, за долги выкупил.

Имир прикрыл глаза. Былая сцена вылезла в памяти в деталях, словно произошла вчера, а не четыре года назад. Каждое слово запомнилось ему. Но главным образом – обиженный тон тётки, упрекавшей его маму: «Вышла замуж удачно и катаешься за Алмазом как сыр в масле! Хотя слыла дура дурой! Если б дадо не был размазнёй и дураком, то Алмаз купил бы меня, старшую, как положено! А тебя взяли торгом, будто свинью на базаре! Не по-человечески! На твоём месте, Лала, должна быть я. В огромном доме, при деньгах, с детьми подле любящего мужа. Не по чину, сестра, ты прыгнула! И деньги от Алмаза впрок не пошли – дадо всё пропил-проиграл. Жизнь накажет тебя, что без очереди влезла – вот увидишь!»

– Романтикой история попахивает, – прокомментировала Люба.

– Ага, пиратской! – с иронией рассмеялся Ибрагимов. – Сути мы не знаем, но папа маму очень любит. И она – его. Ни я, ни брат толком не видели, чтобы родители бранились со зла. Спорят иногда, и всё. Мама слушается отца. Тихо, мирно. Сэро расспрашивал, но взрослые болтают про знакомство через компанию. От прямых вопросов уходят. Я маму спалил на путанице в деталях. Что ж, мы сделали выводы и больше не лезем. Я спокойно отношусь к этой истории. Сэро – тоже, хотя, когда на дереве услыхал правду, с неделю угрюмо молчал могилой.