Не считая ночных прогулок, Нова и Генри делали всё вместе. С самого первого учебного дня, когда они обсуждали странную брошюру о школе-интернате Горацио в Тауэре, которую получили по почте.

Родители Генри тогда как раз навещали его у бабушки, жившей в Ливерпуле в крошечном домике с террасой, где вырос отец Генри. Его родители были исследователями окружающей среды и могли уплывать в путешествия на собственном экспедиционном корабле по девять месяцев в году. В письме было сказано, что в этом лондонском интернате Генри Моргану полагается стипендия.

Приёмная мать Новы с презрительным видом сунула ей под нос стопку с чёрно-белыми фотографиями, которая выглядела достаточно тяжёлой.

– Посмотри сюда, Нова Локсли. Твой беглый отец и твоя таинственная мать решили, что ты должна пойти в эту школу. Как повезло, что у тебя будет стипендия, учитывая, сколько стоило бы твоё обучение в интернате!

Нова не задавала вопросов. Она не хотела давать приёмной матери повод ещё больше ругать папу. Если он хотел, чтобы дочь пошла в эту странную школу-интернат, выглядящую как нечто среднее между башней Рапунцель и кошачьим приютом, значит, он был где-то рядом с ней.

Это было ясно как день! Ведь за последнее время она уже четыре раза меняла приёмную семью, и после каждого переезда к ней приходил папа. На этот раз у него тоже наверняка был план.

В отличие от Генри, Нове не нужно было заводить будильник для своих ночных вылазок. Она всегда просыпалась сама по себе.

К счастью, в это время никто, кроме неё, не пользовался узкой тропинкой, идущей вдоль восточной внешней стены, которая днём всегда была безлюдной. Маленькие железные ворота, к которым она направлялась, до её приезда утопали в таких же зарослях, как и стена, окружавшая башню Горацио. С большим трудом Нова вырезала сорняки, напоминающие лианы, и счистила вековую ржавчину. Зато после этого у неё был свой личный выход из Тауэра, которым она пользовалась почти каждую ночь.

Тяжёлый запах Темзы ударил ей в нос. Для Новы река всегда пахла одинаково – дождём и затхлостью, но Генри объяснил ей, что существует большая разница между приливом и отливом, когда Темза на несколько часов обнажает гальку и дно.

Нова почувствовала, как её сердце забилось сильнее. Она натянула капюшон и побежала в тени стены, стараясь быть незаметной.

Если бы только папа мог её видеть! Сегодня она собиралась обыскать подвал в доме на Милл-лейн. Похоже, её отец хотел именно этого. Последнее послание, которое она получила от папы, было на внутренней стороне упаковки от шоколадного батончика, оставленного кем-то у входной двери дома ужасной приёмной матери в день отъезда Новы:

У Новы было хорошее предчувствие.

Тауэр был одним из старейших зданий Лондона, и, живя там, Нова часто забывала, что вообще-то находится в огромном городе. Покинув средневековые стены, она повсюду видела современные высотки, яркие огни которых воодушевлённо мерцали. В небе Нова насчитала целых четыре самолёта.

Она уверенно свернула на улицу с рядом одинаковых домов из коричневого кирпича с прямоугольными высокими окнами. Друг от друга они отличались только разноцветными дверьми: синими, красными и коричневыми.

За Новой бежала серая полосатая кошка. В последнее время у неё всегда была компания. Однако не всегда за ней следила именно эта. Были и другие, иногда даже две или три. Нова любила кошек и была рада, что в школе Горацио их было так много.

В первый же день она поделилась с Генри предположением, что это всё неслучайно. Кошек можно было найти в каждом углу замка, они даже попали в брошюру об интернате! Едва ли можно было спуститься по каменным ступеням, ведущим из башни, или пересечь небольшой сад, не наткнувшись на кошку. Они лежали, подставив животы солнцу, или точили когти о деревянные блоки, разбросанные повсюду. Когда приёмная мать Новы изучала брошюру, она язвительно заметила, что школа-интернат Горацио, скорее всего, контролируется не школьным советом, а управлением по защите животных.