– Всё это истинная правда! – проворчала старуха.

– И каждый, кто рассказывает страшилку, утверждает точно так, – кивнул Деки.

– Но я-то могу доказать, – вдруг хитро улыбнулась старуха.

Она запустила руку за ворот рубашки и достала иголку со вдетой ниткой. Деревенские женщины часто носят с собой иглу и нить таки же образом, приколов к одежде, чтобы всегда можно было тут же заштопать дыру.

– Это всё, что осталось от мотка нитей, полученных моей бабкой от фата, – произнесла старуха. – Нитей было не так много, и она использовала их несколько раз, хоть и опасалась, что может нажить беду. Вот, взгляните.

Старуха протянула иглу князю, тот взял её и поднёс нить к глазам. Нить была такой тонкой, словно паутина, но при том же очень и очень прочной, что особенно удивляло, ведь, если верить женщине, нитке было никак не меньше ста лет, а то и больше. И всё-таки она оставалась крепкой.

– Убедились? – спросила старая работница с нескрываемой насмешкой. – Видите, какая? Она словно шёлковая. Хоть обойдите всю Долину Белых Облаков, вы нигде не найдёте ничего подобного!

Князь передал артефакт другу, а взгляд его сделался задумчив.

– То создание, которое встретила моя бабка, – понизив голос, продолжила старуха, люди называют его Сарджа, – а ещё – Хранителем поля. Говорят, на хлопковых полях он прядёт свои нити и из тех нитей делает ловчие сети, и ещё говорят, что в те сети попадают не только мелкие зверьки, но и двуногая дичь. Работники до сих пор оставляют небольшие подношения духу хлопковых полей, хотя мало уже кто помнит, что это за дух и почему его задабривают. Люди думают, ради урожая, но я-то знаю: чтобы он не трогал живых!

Несколько дней Амато не мог выбросить из головы странную байку, он всё гадал, правду ли рассказала старая работница? Но нить – тонкая, словно сделанная из шёлка, и прочная как струна – эту нить он видел собственными глазами, а, стало быть, где-то жил или до сих пор живёт человек, умеющий так прясть. Вот если бы найти его!

Деки, конечно, заметил задумчивость друга и всячески старался её развеять, но князь, охотно соглашаясь участвовать и в соколиной охоте, и в конных прогулках, всё-таки оставался молчалив и серьёзен. Он прекрасно понимал, что тот, кто способен так прясть хлопок, может озолотить его, ведь из такой нити соткут полотно, не уступающее шёлку в тонкости и нежности, но при этом прочное, будто толстое сукно. Одежда из этой материи будет приятной телу и прослужит долго, не порвётся от неосторожного движения и не сносится в два счёта.

Думая о том, чего бы он мог достичь, князь стал словно одержим. Ночами ему снилось, что он ходит среди натянутых нитей, и каждая, если тронуть её, отзывается тонким звуком. Нити пересекаются и скрещиваются, и, хоть они белы как снег, что прячется в горных пещерах, их множество переходит в темноту, и оттуда, из сумрака, слышится тихое гудение веретена. Именно там, словно паук в паутине, притаился таинственный шелкопряд, хлопковый клоп, паук, плетущий свои бесценные сети.

В один из вечеров, когда воздух дышал холодом отступающей весны, а небо было ясным и звонким, Амато вышел из дома, сел на коня и поскакал к полям. В его седельном мешке лежал свёрток с душистыми лепёшками, кулёк карамельного сахара, медовые пряники, свёрток сладких булочек и бутылка молока. Князь собрал понемногу всех сладостей, каких нашлось на его кухне.

Вскоре он увидел впереди поле, расстилавшееся под звёздами. Амато спешился, привязал коня у окраины и пошёл между кустов, крадучись, как вор. Он сам себя спрашивал, зачем явился сюда, и утешался тем, как утром расскажет другу о выходке, о том, как снарядился ловить духа на пряники посреди ночи. Утром эта история в самом деле будет звучать потешно, но не теперь, когда в небе светит надломленная луна, и ветер шепчется, и горы чернеют стеной у самого горизонта.