Уединенность архипелага подхлестывала воображение колонизаторов, помогая им создавать изощренные методы пыток – под каждый оригинальный метод можно было выделить свой островок. Она же вдохновила лорда Гуденафа на нечто большее, нежели обычная инспекция каменной кладки и экзотические пляски с туземцами. Последние приобретения Британской короны в этих краях привлекали его потому, что он лелеял тайную мечту. Лорд Гуденаф хотел давать имена. Благодаря собственному имени у него рано развилось[8] чувство юмора, и он долго ждал случая вволю поупражнять его на ничего не подозревающих божьих тварях и географических объектах. Из своей комфортабельной, но скучной родовой усадьбы лорд пристально следил за событиями в Индийском океане, усыпанном загогулинами островов. Чутье подсказывало ему, что на островах чрезвычайно удобно оттачивать искусство именования. Особая изоляция должна рано или поздно превращать биологические виды в эндемичные, требующие особых названий. Единственное исключение из общего правила представляли собой сами британцы. Они нарушили большинство законов природы, рассеявшись со своего острова по сонму других и не потеряв при этом никаких первоначальных видовых характеристик, разве что толику мозгов.

Лорд Гуденаф полагал, что с помощью удачных названий можно скрещивать языки примерно так же, как колонизаторы насильно скрещивают между собой различные культуры. Приплыв на своем роскошном корабле в безымянную бухту во время утренней трапезы, он нарек ее Бухтой завтрака, а места, годные для высадки на ее берегах, – Мармеладганджем, Беконабадом и Пончикпуром.

В доме, где теперь жил Гириджа Прасад, лорд Гуденаф провел неделю. Все здесь было тщательно подготовлено к его визиту. Раньше массивная горная вершина, на которой воздвигли бунгало, служила удобным перевалочным пунктом для племен, направлявшихся с запада на восток, но затем политические заключенные под угрожающие звуки ружейных выстрелов в небо вырубили здесь все заросли. Для защиты от ливневых дождей и землетрясений дом поставили на сваи. Соорудили и платформу-засидку на высоте примерно в три этажа. С этой фантастической высоты лорд Гуденаф наблюдал тех, наблюдение за кем должно было обеспечить ему вечную память благодарного человечества. Именно оттуда он разглядел в бинокль голых туземцев, имеющих значительно более крупные груди и зад, нежели представители всех прочих известных науке племен. Завороженный их выдающимися достоинствами, лорд не заметил, что все они обладают еще и дополнительным большим пальцем. На то, чтобы подыскать для них идеальное название – простое, но отражающее эту грудозадую доблесть, – у него ушла не одна неделя.

Его осенило гораздо позже, по пути домой, когда он сидел в кают-компании, разрезая кусок бекона на шесть равных частей, – этот утренний ритуал помогал ему перенести однообразие бескрайних морских просторов. И всплывшее в голове лорда название приблизило его, находящегося в плену детских попыток сыграть роль Бога, к тому, чтобы отыскать Бога. Так самое опасное на острове племя шестипалых было окрещено именем “божественных нанга”, или, как позже перевел это Оксфордский словарь, “божественных нагих”.

Через пять лет после визита лорда Гуденафа на Андаманы все колониальные постройки были уничтожены землетрясением. Остров, где находилась главная резиденция британских властей, и вовсе раскололся надвое. Бунгало Гуденафа тоже рухнуло, а засидка соскользнула с холма так легко, будто стояла на банановой кожуре. Землетрясение стало предвестником более крупных катастроф – в частности, Второй мировой войны.