Я резко перестаю волноваться и дрожать. Смотрю твердо в глаза сначала одному, потом второму.
- Нет. Уходите.
- Больше хочешь?
- Нет. Я не буду продавать квартиру. Ни при каких условиях.
Они переглядываются. Лениво так, насмешливо. Словно прикидывают, что со мной сотворить.
Я делаю маленький шажок к телефону.
Успею? Нет?
- Давай так, коза, - неожиданно вступает в разговор тот, что пониже ростом, и я вздрагиваю. Пустой у него голос. Мертвый. – Ты думаешь до завтра. А потом соглашаешься. Неохота с тобой… Ну ты поняла, да?
- Нет.
- Ну, значит, завтра поймешь. Подумай все же. Мы придем с утра. И да, цена уже будет другая, раз ты такая борзая.
Они молча проходят мимо меня, так и замершей на месте с судорожно сжатым в кулаке воротом кофты.
Уходят? Они уходят?
Не успеваю я облегченно выдохнуть, как высокий останавливается возле меня, бесцеремонно хватает за подбородок, поднимает:
- Ниче так… - переглядывается с приятелем, - давай, ты завтра не согласишься? И тогда я тебя на счетчик поставлю. Будешь каждый день натурой расплачиваться. А то дерзкая очень.
Я резко дергаю подбородок, вырываясь и с трудом сдерживая желание ударить по мерзкой роже.
Понимаю, что он только этого и ждет. Готов к этому.
Поэтому просто смотрю. Зло и надменно. Я надеюсь, что это так. Я надеюсь, что во мне хоть что-то осталось от моих предков, которые таких тварей даже на порог не пускали. И не боялись. И хоть я пустила и боюсь, но все же…
Он хмыкает, возвращает руку, проводит большим пальцем по нижней губе. И это мерзко. До тошноты.
Но я терплю. Чтоб не провоцировать.
И меня вознаграждают.
Уходят.
Я какое-то время неверяще смотрю на дверь. А потом сначала бросаюсь запирать ее на все замки и только после этого бегу к телефону.
Но разговор с милицией ничего не дает. Мои бессвязные объяснения о том, что приходили, угрожали и вообще, разбиваются о привычное равнодушие. Я жива? Жива. Вреда не причинили? Нет. Вот когда причинят, тогда и обращайтесь.
Я кладу трубку и начинаю в панике ходить из угла в угол в поисках выхода из ситуации.
Я слышала, конечно слышала, знаю о таких историях и отдаю себе отчет, что меня пока что очень вежливо предупредили. Очень вежливо.
Газеты рассказывают совершенно страшные вещи про хозяев таких квартир, попросту пропавших без вести… Хотя не факт, что и со мной так же не будет. Кто им помешает забрать у меня деньги после подписания документов? А меня саму… И это еще будет легкий вариант, если просто убьют. А, судя по мерзкому интересу в глазах высокого, меня не просто убьют. Поиграют сначала.
Становится так страшно, так жутко!
В первую очередь, от собственной беззащитности.
Я внезапно отчетливо понимаю, что совсем одна, что никто обо мне не будет переживать, беспокоиться. Родных не осталось. Работа и дом – вот все, что у меня есть! Даже друзей не нажила как-то. Всегда была тихая, скромная, хорошо и много училась. Последние годы провела у постели бабушки. Ради того, чтоб ее поддержать, и в мед пошла! Слишком дефицитные сейчас лекарства. Да что говорить, обычных бинтов не хватало! Иголок! Шприцов!
Я думала только об облегчении боли для родного человека, работала, училась, выживала.
И вот теперь я совсем одна. Господи, да у меня даже парня нет! Из знакомых только Веник!
Веник!
Я бросаюсь к телефону, но трубку так и не снимаю.
Он не поможет.
Сын интеллигентнейших родителей, умный и спокойный, Веник всегда был не от мира сего немного, как и многие гении. И перебивался случайными заработками. Как и многие никому сейчас не нужные гении. Я не сомневаюсь, что он решит помочь.