Пока Алексей приводил в порядок машину перед обратной дорогой, мы с Шорхитом сидели на кухне за небольшим столом.

– Шор, наверное, я зря его сюда привез. Просто мне показалось…

Старик медленно нарезал тонким ножом с костяной ручкой хлеб в эмалированную миску.

– Покушаете на дорожку?

Я посмотрел в окно, там было видно, как Алексей возится с колесами. Ему явно не терпелось вернуться поскорее в Барнаул.

– Вряд ли. Поедем, наверное. Леха вон психует. Что, там совсем все безнадежно?

Старик неопределенно прищурился.

– Там все очень непросто. Не так, как выглядит на первый взгляд.

Он перевел взгляд на меня.

– В общем, я этому парню все объяснил. Но он меня не услышал. Тебе объяснять не буду, просто скажу – не лезь в это дело.

Я кивнул. Шорхит никогда ничего не говорил просто так. Я имел возможность многократно убедиться в этом, поэтому если он сказал, что объяснять не будет, значит, не было смысла пытаться расспрашивать его дальше.

– Да я и не собирался…

Алтаец фыркнул.

– Ну как же, ты же выслеживал их, значит, уже влез. А знаешь, зачем ты приехал на самом деле? Как раз за тем, чтобы я успел тебе сказать, чтобы ты не совался туда. Совсем.

Он тоже посмотрел в окно, даже с какой-то грустью разглядывая Дымова.

– И пацану этому тоже туда лезть не нужно. Может, для него это наилучшее окончание этой истории.

Он опять перевел взгляд на меня, и я увидел в его глазах тревогу.

– Понимаешь, от всей этой истории пахнет темнотой…

Охотник понизил голос, отчего следующие его слова прозвучали особенно жутковато.

– И эта темнота может утащить вас с собой, если вы сунетесь в нее.

Я понял, что Шорхит сам опасался того, о чем говорил, потому что в голосе его сквозили озабоченность и напряжение. И если он не выгонял нас напрямую, то и особо не сдерживал решимость Дымова поскорее покинуть этот дом. Было видно, что Охотник будто сам ждет, когда же мы наконец уедем. Признаюсь, я испугался. Потому что впервые видел Шорхита таким. Будто он примчался сюда рано утром, чтобы посмотреть в глаза неизвестности, и, увидев там тьму, отшатнулся от нее, не зная теперь как передать мне свое беспокойство. Это ведь он не ради Дыма приехал. Ради меня. Потому что почувствовал что-то. Я вздрогнул. На улице нетерпеливо и резко загудел автомобильный сигнал.

За окнами мелькали пейзажи предгорной степи. Чувствовалось, что Леша явно нервничает. Это было видно по манере его торопливой езды, по нервным движениям и отрывочным фразам, которые он внезапно вставлял в затянувшиеся паузы молчания.

– Херовый шаман этот твой знакомый, Андрюха. Ты уж меня извини.

Он криво усмехнулся.

– Мог бы помочь – помог бы. А так… Разговоры одни. Пустые.

Он опять внезапно замолчал, обдумывая что-то в образовавшейся тишине. Я чувствовал, что в этой ситуации спорить с ним было бесполезно, тем более что-то доказывать. Повернувшись к товарищу, я спросил:

– А что он тебе сказал? Ну, там… когда меня не было.

Дым покосился на меня и ехидно произнес:

– Он попросил тебе не говорить.

Выдержав несколько минут паузу, он рассмеялся.

– Не доверяет тебе, да? Или просто хочет, чтобы ты и дальше думал, что он крутой. А я тебе расскажу. Потому что ничего дельного он мне не сказал. И обязательств у меня перед ним тоже нет. А сказал он мне, чтобы я держался подальше от Аллы. Сказал «вытянет сама себя – значит, вытянет, нет – значит, нет». Глубоко, ничего не скажешь. «Капитан очевидность», блин. И за этим мы сюда через весь Алтай перли?

– Что, и все? Так и сказал?

– Ага. Так и сказал. Ну, еще, конечно, кое-что.

– Можешь рассказать?

– Да, пожалуйста. Ахинею всякую нес. Про черную магию. Сказал, что он не может в это дело лезть, и тебя просил не втягивать.