– Похоже, что так.

– И следует из этого, что и от тебя самого нет мне пользы.

– Ты меня только до дворца доведи, и сразу будет тебе польза.

– Нет, на такие посулы ты меня не купишь. Как ни повороти, а всего проще мне тебя аккурат здесь и закопать.

Прежде чем успеваю возразить, ощущаю что-то горячее и твердое у себя под сердцем. Насмешка судьбы: сбежать из самой головоломной темницы и умереть в выгребной яме от ножа нищего оборванца!

А двадцать пять лет гнить в собственной тюрьме – это что? Это вам не насмешка судьбы, это издевательский гогот…

Измещение.

Вытаскиваю нож из-под ребра этого костлявого урода и вытираю об его же лохмотья. Тоже мне… Стрелоглазец… простого ножа не увидел…

Зато теперь я знаю, как выбраться из Охифурха и в какой стороне лежит королевский дворец. Это новое тело усыпано гнойными болячками, но в сравнении с предыдущим оно кажется полным сил и здоровья. Вот только совать свой вечно насморочный нос во дворец хочется ему меньше всего на свете.

– Эй, Мухоядец!

Это я Мухоядец. Таково мое прозвище. А имя, данное мне отцом при рождении на свет, я давно уже забыл.

– Кого ты тут замочил, паскудный подонок?

Мычу что-то невразумительное, почтительно приседая и по звериным обычаям отводя взгляд. Ульретеогтарх Говенная Морда, властелин выгребных ям, король Охифурха, возникает по обычаю своему как бы из ниоткуда. Только что его не было – и вот он здесь, кряхтит, кашляет, сморкается, того и гляди рассыплется в труху, и не сразу поймешь, что все это одна видимость. Те, кто не понял и вел себя неподобающе, давно укрылись где-нибудь здесь же земляным одеялом… Краем глаза ловлю выражение лица Ульретеогтарха, нет ли недовольства моим поступком. Да и какое там у него лицо – бурая маска, вся в буграх, шрамах и морщинах, одно слово – Говенная Морда…

– Кто это, Мухоядушка?

Напускная любезность голоса никого здесь не обманет. Ульретеогтарх явно раздражен тем, что в его королевстве что-то произошло без его ведома и соизволения.

– Это… это… господин мой, он говорил, что удрал из Узунтоймалсы. А я не поверил и наказал за брехню.

– Удрал из Узунтоймалсы? Хэх-х… – Говенная Морда переворачивает мертвеца своим костылем на спину. Склоняется над ним и долго-долго всматривается в серое высохшее лицо. Его молчание становится зловещим… Наконец Говенная Морда отверзает уста. – А ведь он не набрехал тебе, Мухоядец. Я его знал, этого бедолагу. Еще в ту пору, когда он был важный и сытый… на козле не подъедешь. Это ведь он построил этот город. От самого высокого дворца до самой глубокой темницы. Неужели он тебе ничего не говорил об этом?

Лгать Ульретеогтарху в глаза – последнее дело. Мигом усмотрит твою ложь и накажет – пожалеешь, что на свет народился. Хотя я уж давненько об этом жалею…

– Говорил, господин мой… да я не поверил.

– И зря. Впрочем… изношенный был материалец, негодящий. Одно слово – не жилец. Не запори ты его нынче – королевские ищейки затравили бы днем позже.

С облегченьицем вас, господин Мухоядец!

– И все же, – Говенная Морда поднимает корявый палец, – следовало мне сказать. Впредь не поступай так своевольно. Ты в этих краях не хозяин, а наниматель-временщик. Ты помрешь, я останусь. Так что мне все про все знать нужно.

– Да, господин мой.

Ульретеогтарх обстоятельно сморкается и отхаркивается, и уже совсем было собирается сгинуть по своим державным делам.

Но что-то ему во мне не нравится. Что-то его беспокоит, и что-то в моем подобострастном облике режет ему глаз.

– Мухоядушка, – сипит он самым ласковым голосом, на какой только способен. – Сынок… А кто это в тебе поселился без спросу?!