Только к чему же тогда гениальность?
Чем для души тяжелее бездарность?
Так отчего же так тяжело?
Ты ли не помнила, ты ли не знала:
выкинуть прошлое не проще ль всего?
Сколько нас прожитых в прошлом осталось?
Так отчего же так тяжело?
Ты раздвоилась.
Вас много. Вас много…
Ты отошла от стены к столу.
Ты прислонилась к зелёным обоям.
Ты поднесла пальцы к виску.
Ты обронила тяжёлое слово,
словно не ведая смысла его.
Ты засмеялась, устало, беззлобно.
Ливень, как кнут, хлестанул по стеклу.
Вздрогнула ты. Но другая молчала.
Веки тревожно прикрыли зрачки.
Там, в темноте, зарождаются капли
опроверженьем моей правоты.
«Но разобьются», – продолжила ты.
В мире весомее нет ничего,
чем отрицание, чем невесомость.
Сколько там весит горькая совесть?
Так отчего же так тяжело?
Будни музыканта
Фаянс… Фантастика… Фагот…
Но нота «фа» не поддаётся.
В глазах зрачками разольётся
надежды краткий звук, когда
ты, молча плача, слёз не вытрешь.
И хлопнет, как в ладоши, крыша,
когда прозрачная гроза
пройдёт над ней канатоходцем.
Но нота «фа» не поддаётся.
И остывает в чашке чай.
Стругацких том раскрыт наполовину.
Но в краткий звук, как в тесную квартиру,
не можешь ты вместить свою печаль.
И вот уже который год —
фаянс…, фантастика…, фагот…
Ёлочные игрушки
Когда это было я, право, не помню.
Но ветви в стекло леденцово стучали.
Опилки пылинок тянулись лучами.
И в комнате пахло мохнато-зелёным.
Стеклянные вишни давно перезрели.
Пастух для пастушки свистит на свирели.
Всё прыгают в танце бумажные звери.
И дура-сова всё моргает глазами.
А стрелки часов – ни вперёд, ни назад.
Но ухо приложишь к стеклянному боку
и слышишь – внутри потихоньку стучат
Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу