Майя Аркадьевна выключает телевизор. Звук обрывается.

>Майя. Ничего не понимаю! Что это было? Что они такое говорят?!

>Склероз. Что слышали.

>Майя. У России и Украины какие-то трения? Не может быть! Чушь какая-то!.. Не хватает нам еще войны. Я вам могу сказать не понаслышке, а по собственному опыту: война – это… это… НЕ интересно! В эвакуации мы с мамой оказались на Урале, в Златоусте. Мне было четырнадцать лет, и мы работали с мамой на швейной фабрике имени Розы Люксембург: шили гимнастерки, галифе, бушлаты. На день выдавали триста граммов хлеба. Уже к обеду у меня не оставалось ни крошки, и в перерыв я прибегала к маме. «Мама, у тебя не осталось немного хлеба?» У мамы почему-то всегда оставалось немного хлеба. Для меня. Я же росла, у меня тогда уже была грудь – больше, чем сейчас! А потом папа после ранения забрал нас оттуда, и, как только Киев освободили, мы вернулись домой. Нет, война – это совсем неинтересно! Но я помню город до войны. Мы жили на Евбазе. Евбаз – это Еврейский базар. Так назывался район в Киеве, у базара. Теперь там площадь Победы. И у меня был друг. Его звали Ромка. Рома Оськин. Я называла его Оськой. Мы жили с его семьей в одной большой коммунальной квартире. А как мы играли с ним в прятки! Квартира была огромная – десять семей, прятаться – раздолье. А потом он не пришел в школу. И больше я его не видела.

>Склероз. Что с ним случилось?

>Майя. Мне было десять лет, а я помню как сейчас. Это был тридцать седьмой год. Его папу арестовали, а Оську отправили куда-то в детдом. Я так плакала. Больше у меня такого друга среди мужчин уже никогда не было.

>Склероз. Обижаете, Майя Аркадьевна, а я?

>Майя. А что – вы, вы же не мужчина.

>Склероз (глядя на себя). Пусть так… Но я ваш друг!

>Майя. Вы не друг, вы – мой недуг.

>Склероз. Майя Аркадьевна, люди, когда долго живут со своими болезнями, со временем к ним привыкают. И болезни становятся им как дети. За ними ухаживают, о них всем рассказывают. Ими гордятся. Слышали, как иногда человек говорит: у меня такой радикулит, или у меня такой артроз, вы себе даже не представляете!

>Майя. У меня не артроз.

>Склероз. У вас склероз.

>Майя. Да, я многое забываю… Зато сколько я всего помню. И сколько я могла бы Оське рассказать. В том числе и про Есафова Вениамина…

>Склероз (стонет). Ионовича…

>Майя. Ионовича. Откуда вы знаете?!

>Рома. Здравствуй, Маечка! Как поживаешь?

>Майя (растерянно). Я – хорошо… Спасибо… Простите, а с кем я…

>Рома (скороговоркой). Жили-были три китайца: Як, Як-Цидрак, Як-Цидрак-Цидрони. Жили-были три китайки: Ципа, Ципа-Дрипа, Ципа-Дрипа-Лам-Помпони.

>Майя (подхватывает). Вот они переженились: Як на Ципе, Як-Цидрак на Ципе-Дрипе, Як-Цидрак-Цидрони на Ципе-Дрипе-Лам-Помпони. Мама дорогая! Оська, родной, ты?!

Майя Аркадьевна и Рома крепко обнимаются.

>Склероз. Я бы такое ни в жисть не выучил…

>Рома. Узнала?! А я тебя сразу узнал. Даже по голосу. Ты хотела мне рассказать про Есафова Вениамина Ионовича. (Заходит, располагается.)

>Склероз. Э, нет! Снова Есафов… Я лучше еще посплю.

>Майя (Склерозу). Спрячьтесь! Он не должен вас видеть.

Майя пытается запихнуть Склероза в стенку, под кровать или еще куда-нибудь.

>Склероз. Куда?! Он и так меня не слышит и не видит. Меня только вы видите.

>Майя. Спрячьтесь, чтобы я вас не видела! Поспите. И подольше! (Запихивает Склероза под плед.)

>Рома. Майя, с кем ты говоришь? У тебя кто-то есть?

>Майя. У меня? Никого нет.

>Рома. Ас кем же ты говоришь?

>Майя. Не обращай внимания. Это мой склероз.

>Рома. И давно он у тебя?

>Майя. Понятия не имею!

Рома подходит к неплотно прикрытому шкафу, в котором перекошена дверца. Или к чему-нибудь другому, требующему легкого и быстрого ремонта.