Шаман кивнул, не сводя с Томаса пристального взгляда.

– Он светится в воде, – произнёс старик скрипучим голосом. – Но вокруг много воды. Озеро большое.

Томас почувствовал, как по спине пробежал холодок. Неужели шаман действительно что-то почувствовал? Или это было совпадение?

– Ты знаешь, что рано или поздно мы его найдём, – продолжил Джэбэ. – Великий хан приказал перевернуть каждый камень, осушить каждый ручей, если потребуется. Он хочет получить камень силы.

– Зачем? – спросил Томас, нарушив молчание. – Зачем Чингисхану этот камень? У него и так есть власть над половиной мира.

Джэбэ усмехнулся.

– Великий хан смертен, как и все люди. Он ищет то, что продлит его жизнь, сделает его сильнее. – Нойон наклонился ближе. – Говорят, этот камень исцеляет любые раны, дарует долголетие и силу духа. Разве не так?

Томас отвернулся, не желая показывать, насколько его встревожили эти слова. Монголы знали слишком много о кристалле.

– Если бы у меня был такой камень, – медленно произнёс он, – я бы спрятал его так, чтобы никто не смог его найти. Потому что сила, о которой вы говорите, не предназначена для людей. Особенно для тех, кто жаждет власти.

Шаман неожиданно издал странный звук – нечто среднее между смехом и карканьем.

– Я же говорил, нойон. Этот человек знает больше, чем говорит. Он прячет камень не из страха, а по убеждению.

Джэбэ задумчиво смотрел на Томаса.

– Знаешь, монах, я уважаю твою стойкость. Не многие могут выдержать то, что выдержал ты. – Он выпрямился. – Но моё терпение не бесконечно. Завтра на рассвете мы продолжим наш разговор. И если ты не расскажешь всё, что знаешь, я буду вынужден прибегнуть к крайним мерам.

С этими словами нойон вышел, шаман последовал за ним. Дверь темницы с грохотом захлопнулась.

Томас откинулся на стену, пытаясь найти положение, в котором его израненное тело меньше всего болело. Он понимал, что не переживёт завтрашний день.

Но его это не пугало. Главное, что Давид ушёл с медальоном, что тайна кристалла сохранена, что знание будет передаваться дальше по цепочке хранителей, от поколения к поколению, пока не придёт время.

В тусклом свете факела, проникавшем сквозь решётку в двери, Томас мысленно повторял древние слова молитвы, готовясь к тому, что ждало его впереди. Он знал, что умрёт, но также знал, что его дело будет жить.

И в этом знании была странная, спокойная уверенность, которая давала ему силы встретить последний рассвет с миром в душе.

Стражник задремал у двери темницы, когда заметил странное свечение, пробивающееся из-под неплотно прикрытой двери. Он поднялся, протирая глаза, и заглянул в маленькое окошко.

Камера была пуста. Верёвки, которыми был связан пленник, лежали на земляном полу, но самого монаха нигде не было видно.

С криком тревоги стражник распахнул дверь. Он обыскал каждый уголок тесной темницы, но не нашёл и следа заключённого. Ни подкопа, ни взломанного замка, ни других признаков побега. Томас исчез, словно растворился в воздухе.

Весть быстро дошла до Джэбэ. Нойон лично обыскал темницу, затем весь монастырь. Он приказал искать беглеца на берегу озера, в горах, опросил всех местных жителей.

Но Томаса так и не нашли.

Джэбэ, разъярённый неудачей, приказал сжечь монастырь дотла. Пламя поглотило древние стены, превратив многовековую обитель в дымящиеся руины.

Шаман, наблюдавший за пожаром, подошёл к нойону и тихо сказал:

– Этот человек был не простым монахом. В нём была сила, которую мы не понимаем.

Джэбэ мрачно смотрел на огонь.

– Мы будем искать камень без него, – решительно произнёс он. – Пошлите ныряльщиков в озеро. Проверьте каждую пещеру в окрестных горах. Камень должен быть где-то здесь.