Тук.

Она замерла. Звук пришел сверху, с чердака. Словно что-то уронили. Эмили посмотрела на потолок. Лампочка покачивалась.

– Ветер, – сказала она, но голос дрогнул.

Тук-тук.

Теперь отчетливее. Она встала, стул скрипнул. Сердце колотилось, но она заставила себя дышать. Старый дом. Трубы. Крысы.

Лестница на чердак была за кладовкой. Эмили взяла фонарик, батарея мигала. Дверь открылась со стоном. Лестница уходила в темноту.

– Есть тут кто? – Ее голос утонул в тишине.

Она поднялась на три ступени. Свет дрогнул. Эмили замерла, вглядываясь в черноту. Что-то шевельнулось. Тень? Свет?

– Это просто дом, – прошептала она.

Фонарик погас. Эмили вскрикнула, отступила и чуть не упала. Темнота накрыла ее. А потом, с чердака, донесся звук – медленный, влажный, как палец по стеклу.

Скрип.

Она захлопнула дверь и привалилась к ней, дыша, как после бега. В гостиной зеркало отразило ее лицо. И на миг ей показалось, что за плечом мелькнула тень.

Она схватила телефон, но сеть пропала. Дом молчал, но Эмили знала: он смотрел.

Эмили сидела на полу у двери кладовки, все еще сжимая погасший фонарик. Ее дыхание выровнялось, но сердце колотилось, как после спринта. Тишина дома была обманчивой – она чувствовала его, словно он дышал вместе с ней. Зеркало в гостиной отражало пустую комнату, но Эмили избегала смотреть в него. Тень, которую она видела – или думала, что видела, – не выходила из головы.

Она заставила себя встать. Телефон показывал ноль полосок сети. Конечно, в такой глуши. Эмили вернулась в кухню, налила воды из-под крана и выпила залпом. Стакан дрожал в руке. Это был просто звук. Старый дом. Она повторяла это, как мантру, но слова теряли силу.

– Завтра разберусь, – пробормотала она, хотя не была уверена, к чему это относится. К чердаку? К себе? К тому, что этот дом уже начинал казаться ошибкой?

Эмили поднялась в спальню, заперла дверь и подперла ее стулом. Глупо, но так спокойнее. Она легла, не раздеваясь, и уставилась в потолок. Сон не шел. Вместо него пришли мысли – о Лоре, о Дэвиде, о том, как она оказалась здесь, в этом холодном, скрипучем доме, который смотрел на нее из темноты.

Сцена 7: Осмотр спален и фотография

Утро второго дня было таким же серым, как первое. Эмили проснулась с головной болью, словно кто-то всю ночь стучал в ее виски. Кофе помог мало, но она заставила себя двигаться. Шорохи с чердака не повторялись, и в дневном свете вчерашний страх казался почти смешным. Почти.

Она решила осмотреть дом целиком. Вчера она видела только кухню, гостиную и свою спальню. Если ей жить здесь месяц, надо знать, с чем она имеет дело. Эмили взяла блокнот – привычка из времен, когда она еще писала, – и начала с первого этажа.

Гостиная была пустой, если не считать пыли и чехлов на мебели. Камин выглядел так, будто в нем не жгли дрова лет двадцать. Эмили записала: «Купить дрова. Проверить дымоход». Кухня была функциональной, но старой. Она добавила в список: «Чистящее средство. Много».

Второй этаж оказался интереснее. Кроме ее спальни, там было еще три комнаты. Первая – пустая, с голым матрасом и треснувшим окном. Холод пробирал даже через свитер. Эмили закрыла дверь и перешла к следующей.

Вторая комната была меньше, но уютнее. Старый комод, зеркало в углу, кровать с выцветшим покрывалом. На стене висела картина – пейзаж с соснами, нарисованный так небрежно, что казался детским. Эмили открыла ящик комода. Пусто, только запах плесени. Она уже собиралась уйти, когда заметила что-то под кроватью.

Она опустилась на колени, посветила фонариком. Там лежала фотография – старая, с загнутыми углами. Эмили вытащила ее, стряхнув пыль. На снимке была семья: мужчина с суровым лицом, женщина с усталой улыбкой, двое детей – мальчик лет десяти и девочка помладше. Они стояли перед домом, ее домом, но деревья вокруг выглядели иначе, моложе.