Её взгляд упал на лес, тёмный и молчаливый. Ей показалось, что она видит там тени, которые движутся между деревьями. Она присмотрелась внимательнее, но тени исчезли.

“Померещилось”, – подумала она. Но что-то подсказывало ей, что это не так. Что лес пытается ей что-то сказать, предупредить о надвигающейся опасности.

Вдруг, в тишине ночи раздался вой. Долгий, тоскливый, пронзительный вой волка. Ярослава вздрогнула. Этот вой был совсем рядом, словно волк стоял прямо под её окном.

Она отступила от окна, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Она знала, что этот вой – не просто звук. Это знак. Знак того, что её жизнь больше не будет прежней. Что ей предстоит столкнуться с чем-то страшным, с чем-то, что может изменить её навсегда.

Она вернулась в кровать, но сон больше не приходил. Она лежала с открытыми глазами, слушая вой волка и гадая, что ждёт её впереди. Предчувствие беды сжимало её сердце ледяной хваткой. Ей казалось, что она стоит на пороге чего-то ужасного, что тьма уже близко и готова поглотить её мир. И она чувствовала себя маленькой и беззащитной перед лицом надвигающейся опасности. За окном же, лес молчал, храня свои тайны. И только луна, свидетельница многих столетий, равнодушно взирала на спящую деревню, не выдавая ни единого знака.

Следующее утро, словно выкованное из свинца, навалилось на Древлягу. Солнце, будто и вовсе забыв о своих обязанностях, пряталось за плотной завесой облаков, отчего и без того неяркие краски деревни поблекли, словно старая вышивка. И без того тихую жизнь села всколыхнула весть, пронёсшаяся шёпотом из избы в избу, словно осенний ветер по оголённым ветвям: в заброшенном поместье на краю леса поселился князь. Велеслав, так его называли. Князь! В Древляге, где дальше волостного писаря и не видывали господ, это звучало как гром среди ясного неба.

Бабки, как вороньё на плетне, загалдели, перемывая косточки новому поселенцу, припоминая старые сказки о князьях-оборотнях и проклятых родах. Мужики хмурили брови, исподволь поглядывая в сторону леса – не к добру, мол, княжеский глаз в их скромном хозяйстве. Девки же, краснея и переглядываясь, мечтали одним глазком взглянуть на знатного гостя, представляя его себе то ли молодцем писаным, то ли чудищем рогатым – всё едино, заморское диво!

Ярослава, услышав эту новость от пробегавшей мимо Аленки, почувствовала, как неприятный холодок заползает под кожу. Ей вспомнился вчерашний кошмар – чёрный волк с горящими глазами и тягучий страх, сковавший тело. Лес, обычно щедрый на звуки, притих, словно затаился в ожидании беды. Бабушка Анисья, услышав про князя, лишь покачала головой, её лицо, изборождённое морщинами, словно высохшая земля трещинами, стало ещё суровее.

“Не к добру, Яросветушка, не к добру, когда в наши земли чужак приходит, да еще и князь, – проскрипела она, словно старая дверь. – Знать, не просто так его нелёгкая сюда занесла.” “А что ж плохого, бабушка? – ответила Ярослава, стараясь не выказывать волнения. – Может, человек хороший, помощи ищет.” Анисья посмотрела на внучку долгим, испытующим взглядом, словно видела её насквозь. “Хороший человек в заброшенном поместье не поселится. Место там гиблое, нечистое. Не зря его стороной обходят.” Не успела Ярослава ответить, как в дверь постучали. На пороге стоял Гришка, кузнецов сын, запыхавшийся и испуганный. “Ярослава! Бабушка Анисья дома? Беда у нас, беда!” “Что стряслось, Гришенька?” – обеспокоенно спросила Ярослава. “У Петра корова заболела! Всю ночь мычала, билась, а сейчас совсем слегла. Говорят, то все от этого… от князя!” Ярослава ахнула, предчувствие беды сжало сердце. “Покажи, Гриша, – сказала она решительно. – Сейчас посмотрим.” В хлеву у Петра стоял тяжёлый, удушливый запах. Корова лежала на боку, тяжело дыша, её глаза закатились, а тело била дрожь. Марья, жена Петра, причитала, словно по покойнику. “Ох, кормилица наша, ох, что ж с тобой сталось? За что ж нам такое горе!” Ярослава осмотрела корову, коснулась её горячего лба. Сердце её ёкнуло – не просто болезнь, а порча, злой умысел. Она почувствовала это нутром, словно лезвие ножа коснулось её кожи. “Тише, Марья, тише, – успокоила ее Ярослава. – Постараюсь помочь.” Она попросила Гришку принести воды и тряпок, а сама стала доставать из своей котомки травы и коренья. Анисья молча помогала внучке, напевая тихую, древнюю молитву. Ярослава развела костёр, над которым поставила котелок с водой и травами. В воздухе поплыл горьковатый, терпкий запах. Она шептала над котелком заговоры, призывая силы природы на помощь.