– Пора, – произнес один из присутствующих. – Отключай, его время вышло.

– Не могу, – ответил второй, не отрывая глаз от невесомого сферического планшета.

– Гардиан?! На тебя не похоже… С чего вдруг сантименты?

– Да нет же… Я действительно выключить не могу, не жмется кнопка, – Гардиан развернул планшет к коллеге и продемонстрировал нажатие на сенсорную кнопку в центре. – Реакции ноль!

– Интересный поворот, – задумчиво протянул его напарник и перехватил сферу.

Проворные пальцы заскользили по мерцающей поверхности, порылись в настройках, включили сканирование всех систем…

– А-а-а-а, вот оно что. Помехи… Молится!

– Кто?

– Мать, конечно, кто еще-то… Пошли, посмотрим!

Шаг в сторону – и оба уже в старенькой церкви при больнице у иконы Божией Матери.

– Вот она, – воскликнул Гардиан, опускаясь рядом с заплаканной, растрепанной женщиной в сбившемся набок платке.

Та стояла на коленях, опустив голову на ладони. Плечи ее скорбно поникли и сотрясались мелкой дрожью совсем не в такт приглушенным рыданиям. Она то резко вскидывалась и быстро-быстро бормотала молитвы вперемешку с обетами и клятвами, то вновь роняла голову и беззвучно плакала.

– Уже десять часов вот так, – кивнул в ее сторону старший, заглянув в планшет-сферу.

– Посмотри ее программу. Что там?

– Все по сценарию – смерть сына. У них договор там, – ткнул прозрачным пальцем в воздух. – Он умирает ребенком, она учится смирению, принятию, избавляется от гордыни. Как задумано, так и движется.

– Почему тогда ее молитвы создают помехи программному обеспечению?

Первый озадаченно пожал плечами:

– Так бывает иногда. Когда урок усвоен до события… Осторожнее!!!

Гардиан едва успел переместиться в пространстве, как на его место сели двое: пожилая женщина и осунувшийся молодой мужчина.

– Ясно-понятно. Тяжелая артиллерия подоспела.

– И что мы будем с ними делать? – растерянно спросил Гардиан.

– Да ну их, – махнул крылом первый. – Переписывай сценарий. Ей последнее предупреждение. А пацану… пацану придумай просто жизнь. Пусть посуществует в удовольствие. Полсотней лет раньше, полсотней лет позже… Не велика разница.

В реанимационном отделении Ивано-Матренинской детской клинической больницы стояли двое в белом и в недоумении разглядывали маленького пациента. Мальчишка лет десяти.

– Поразительно… – не веря глазам своим протянул первый.

– Сам в шоке, Андрей Сергеевич. Думал, до утра не доживет, а тут… хоть сейчас выписывай. Просто чудо какое-то.

Сегодня он был особенно счастлив.

Теплый июльский дождь барабанил по крыше, отбивая чечетку по старенькому шиферу. Аккуратно расставленные баночки из-под майонеза ловили капельки воды в тех местах, где крыша давала течь, поэтому на чердаке было сухо и тепло.

Серафим Иваныч кутался в старенькое одеяло и подливал в железную кружку горячий бульон из термоса. «Все-таки мир не без добрых людей», – подумал он и устроился удобнее. Жить на чердаке – это не по подвалам мотаться: здесь и воздух свежий, и соседи приятные. Серафим Иваныч посмотрел на пару жмущихся друг к дружке голубей и потянулся за цветастым пакетом.

– Пора ужинать, мои хорошие, – произнес он, доставая ломоть хлеба.

Старик скинул одеяло и проковылял к чердачному окну, ведущему на крышу. Он постелил газетку и покрошил птицам хлеб. Голуби радостно гулили, кивая маленькими головками, словно благодарили своего кормильца.

Серафим Иваныч был в отличном настроении, ведь сегодня четверг – день, когда Наталья Михайловна из тридцать третьей квартиры пускала его помыться. Еще и бульону налила! Хорошая она все-таки женщина, добрая… Дай Боже здоровья ей и всей ее семье!