Школа находится на полпути до вершины Ботвик-Хилл, выше остальной деревни и в тени церкви Святой Марии. В ясные дни протекающая через Элдерли река очень красива, она сверкает, переливается, и жизнь в ней не останавливается ни на минуту – даже в сумерках рыбаки при свете фонарей ловят угрей, – а за пределами нашей деревни она, бурлящая, обмелевшая и грязная, впадает в устье реки Северн неподалёку от Чепстоу.

Здание школы – самое обычное: каменное, с пятью высокими окнами и соломенной крышей; выглядит красиво, но мама говорит, что это крайне непрактично и требует постоянных финансовых вложений. Школа такая маленькая, что детям всех возрастов приходится учиться в одном классе, а туалет вообще во дворе, и это просто деревянная кабинка с вонючей дырой посередине. И внутри всегда – всегда – холодно. Зимой нам разрешают не снимать варежки без пальцев и брать из дома одеяла, чтобы не попасться в ледяные, колючие сети Мороза.

Сейчас полпервого; кое-кто из детей уже ушёл домой, кто-то сидит со мной на школьном дворе, скрестив ноги и жуя бутерброд с маслом, чтобы восстановить силы и опять играть в догонялки, футбол или классики.

Я вытираю руки о передник, оставив на нём следы мела; в висках стучит тупая боль. Сегодня было долгое утро: мама конфисковала три рогатки, а помимо них ещё несколько мешочков с каштанами и – вот это уже необычно – одну белую мышь. Недовольный грызун теперь сидит на виду у всего класса в стеклянном аквариуме, где обычно разводят головастиков. Сверху он накрыт пледом в бело-синюю клетку, прижатым несколькими книгами, так что побег исключается.

Не только дети не могут усидеть на месте: даже если не брать в расчёт мою личную тревогу, у нас дома стало как-то неуютно после последнего визита мистера Блетчли. Всё как будто не на своём месте, словно накренившаяся картина, которую вечно хочется поправить. Мама непривычно тиха, а папа, обычно такой сдержанный и спокойный, то и дело хлопает дверями и стучит по столу, как будто его схватили и трясут как снежный шар. От этого мама лишь сильнее погружается в безмолвное смятение.

Мимо с головокружительной скоростью пробегают Брайди и Берти Фишер.

– Хотитепоигратьвпятнашкимисс? – выпаливает Берти и, не дожидаясь ответа, проносится мимо – краснолицый, улыбающийся и с ямочками на щеках.

Мама говорит, что у меня не должно быть любимчиков, но я ничего не могу поделать. В Берти Фишере есть что-то такое, отчего мне хочется задушить его в объятиях. Этот ребёнок так и сияет: когда он входит в комнату, то озаряет её своим присутствием, как будто зажгли ещё одну лампу. Белую мышь извлекли именно из стола Берти – наряду с рогаткой и кучкой маленьких коричневых шариков в качестве снарядов. Мышиное дерьмо, кто бы мог подумать! Мальчики отвратительны.

Берти оглядывается через плечо и вопит:

– Брайди, давай! Будем играть в шахту! Я найду самые большие залежи угля во всём мир-р-ре, и мы будем самыми богатыми!

Он с ума сходит по шахтам, глупый мальчик.

Как раз в этот момент вдалеке дважды свистит свисток, звук разносится по всей долине, от шахт до детской площадки. Шахта находится в глубине долины, в рощице за излучиной реки, примерно в двадцати минутах ходьбы от берега и в тридцати – от центра деревни.

Мальчики бросают игру и прислушиваются, отвлекшись на сигнал для шахтёров. Он будет звать их вплоть до того дня, когда они отложат перья, возьмут кирки и вслед за отцами скроются в чёрной дыре.