– Этот медальон мне подарила твоя бабушка. Дедушка сделал его для нее… – ее голос дрогнул, наполняясь теплом воспоминаний. – А теперь… – ее пальцы сжали его ладонь, вкладывая в нее золото, – это наша семейная реликвия. Наша… вечная роза. Когда-нибудь ты подаришь ее своей возлюбленной.

– Мамочка… – он завороженно смотрел на сверкающий в ее руках символ любви, – а она будет такая же красивая, как ты?

Она засмеялась, и ее голубые глаза стали такими нежными, что казалось, в них отражается само небо.

– Конечно, – прошептала она, гладя его по волосам. – Она будет самой красивой. А ты… – ее голос стал тверже, – ты должен будешь защищать ее. Как твой дед защищал бабушку. Как твой отец… – она на миг замолчала, но потом улыбнулась снова, – как все мужчины защищают то, что им дорого.

Она снова притянула его к себе, и он закрыл глаза, чувствуя, как ее пальцы вплетаются в его волосы, как ее дыхание смешивается с его дыханием, как мир сужается до этого мгновения – до ее тепла, до шепота: «Ты самое дорогое что у меня есть , я никогда тебя не оставлю…»

Звонок телефона разорвал воспоминание.

– Алло, босс.– голос Марчелло , жесткий, лишенный той нежности, что еще секунду назад звучала в его ушах.

Алессандро сжал медальон в кулаке так сильно, что острые лепестки впились в кожу. Капли крови упали на комод, смешавшись с пылью веков.

– Нашли точные адреса? – спросил он, глядя в окно, где первые лучи солнца играли на поверхности Арно.

– Да, – ответил голос в трубке.

– Отлично. Я сам поеду.

Пауза. Вдали зазвонил старинный часовой механизм – точная копия тех, что делали во Флоренции в XVI веке.

– Босс, насчёт Рикардо… Всё готово. Можно решить вопрос сегодня – тихо, без лишних глаз, – сказал Марчелло.

– Нет. Я сделаю это сам.

Пауза.

– Но зачем рисковать? Ребята могут…

– Это не риск. Это необходимость. Чтобы каждый крысёнок в нашем городе запомнил цену предательства.

– Хорошо

– Да, – Алессандро задумался на мгновение. Помнишь ту любовницу Рикардо? Я хочу, чтобы она… присутствовала при нашем разговоре.

Его голос делает последнее слово сладким, как яд. Марчелло понимает – это будет не просто убийство. Это будет произведение искусства.

Алессандро задержал пальцы на брелке с трезубцем Maserati, ощущая подушечками холодный металл. На мгновение он закрыл глаза, вдыхая запах гаражного помещения – масла, кожи и бензина. Сегодня он хотел заняться своим личным безумием, той единственной частью жизни, где не было места семейным обязательствам, кровавым разборкам и бесконечным долгам.

Три адреса. Три галереи, где Лили Сорренти пыталась продать свои работы. Его взгляд скользнул по ряду ключей, висевших на кованом крючке. Пальцы на мгновение замерли над ключами от Ferrari – красного, как свежая кровь, но затем без колебаний сняли брелок Maserati GranTurismo.

Темно-синий. Цвет ночного неба над Тосканой в тот редкий час, когда последние золотистые лучи солнца растворяются в темноте, уступая место первым звездам.

Он провел ладонью по капоту, ощущая гладкий холод металла. Машина была его выбором не просто так – GranTurismo требовал участия, заставлял чувствовать каждую неровность дороги, каждый поворот. Сегодня ему нужно было именно это: не просто переместиться из точки А в точку Б, а прочувствовать каждый метр пути.

Ключ повернулся в замке зажигания с приятным щелчком. Двигатель заурчал низким, хищным рыком, отзываясь эхом в просторном гараже. Алессандро позволил себе легкую ухмылку.

Безумие начиналось сейчас.

Первую галерею он нашел в узком переулке за Санто-Спирито, где солнечный свет едва пробивался между тесно стоящими домами. Вывеска "Arte Moderna" висела под неестественным углом, буква "А" держалась на последнем винте, готовом вот-вот выскочить из прогнившей древесины. Скрипучая дверь с выцветшей краской сопротивлялась, когда Алессандро толкнул ее плечом, выпуская наружу клубы воздуха, пропитанного ароматами старого дерева, застоявшегося льняного масла и чем-то еще – возможно, плесенью, въевшейся в стены за долгие годы забвения.