В детстве у меня была лишь одна подруга, но она с родителями всё время куда то уезжала, и я всегда играла одна, в лесу. Отец делал мне кукол из соломы, их хрупкие тела казались отражением моего собственного беззащитного детства, а мама шила им платья из маленьких лоскутков ткани, сшитых с такой нежностью, что они казались настоящими шедеврами. Однажды, играя, я забежала в кусты, не заметив оврага. Я не повредилась, но обнаружила чудесное место, укромный уголок, где я могла побыть одна. Спуск в овраг был сделан из маленьких, потемневших от времени, деревянных досок, ведущих к самодельному мосту. Мост простирался над еще более глубоким оврагом, заросшим мхом и папоротником. Воздух был пропитан запахом влажной земли и прелых листьев, солнечные лучи пробивались сквозь густую листву, создавая играющие пятна света на земле. По ту сторону моста раскинулась полянка, усыпанная белыми колокольчиками, их тонкий звон казался волшебным голосом леса. Это место, с его загадочной тишиной и чарующей красотой, стало моим секретным убежищем. Я рассказала родителям о нем, но не выдала его местонахождение, бережно храня свою тайну. Сначала я брала туда кукол, но позже стала ходить просто побыть одна, послушать шелест листьев и пение птиц. Эти звуки, такие чистые и спокойные, всегда успокаивали меня, помогая справиться с тревогой и тоской.

Наступило мое восемнадцатилетние. Все ждут этого дня, но мои родители, ничего не подарили и даже не поздравили. О подарке я не обижалась: мы жили бедно, как обычные крестьяне. Отец ловил рыбу, а мама собирала ягоды и яблоки, продав которые, мы с трудом сводили концы с концами. Но забыть о самом дне рождения…

Это было невыносимо. Я ничего не сказала матери, лишь обмолвилась, что иду к своему мосту, и ушла.

Лес встретил меня своей обычной тишиной и красотой. Шелест листьев, пение птиц… все было так спокойно, так гармонично. Но по мере того, как я приближалась к оврагу, тишину прорезали стоны, смешанные с криками боли. Страх сжал мое сердце. Чем ближе я подходила, тем сильнее становились эти звуки, и я поняла, что это кричит мужчина.

Встав на мост, я увидела его: мужчину, сидящего внизу, окруженного тенистой тенью деревьев. Его лицо, перекошенное от боли, было покрыто грязью и запекшейся кровью. Одежда была изорвана, на ней виднелись следы борьбы. Его глаза и руки были завязаны, а нога была сломана под ужасным углом. Руки дрожали, сердце колотилось в груди, как дикая птица в клетке. Запрет родителей всплыл в памяти, но крики раненого мужчины – полные отчаяния и надежды – заставили меня забыть о страхе.

– Здравствуйте! Как вы здесь оказались?! – крикнула я, стараясь сдержать дрожь в голосе.

– Помогите, пожалуйста! Я ранен! Я упал, бежал от разбойников! Позовите кого-нибудь на помощь!

Я застыла на мосту, не в силах оторвать взгляд от его израненного тела. Деревня была далеко… Я знала это. Но думать о чем-то ещё, кроме этого мужчины, я не могла.

– Я скоро, потерпите, пожалуйста! – прошептала я, начиная медленно спускаться, осторожно цепляясь за ветви деревьев.

Аккуратно спустившись к мужчине, я начала развязывать его руки. Его лицо было перекошено от боли, губы сжались в тонкую линию, по лбу градом прокатились капли пота.

– Почему вас довели до такого состояния? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.

– Мой отец задолжал им деньги… вернул долг очень поздно… Они начали выпрашивать еще больше… – он задыхался от боли, каждый вздох приносил ему новые мучения. – Отец не дал им денег… и они решили… заставить его через меня…

Я уже развязала ему руки. Он тянулся к повязке на глазах, но я остановила его: