А ещё надо сделать запас леса на пару ходок трактору на утро. На кедре он за это время сделал бы, как минимум, полторы нормы и завтра, с утра, можно было не спешить. А сейчас…

Чуть выше по склону надрывалась пила Ильи Бондаря.

Вот она чуть стихла, и её рокот заглушил треск падающего дерева; поворчав немного на малых оборотах, пила снова взвыла, вгрызаясь зубьями пильной цепи в ствол очередного дерева.

Сергей представил себе, как тяжело Илье валить на два трактора и с раздражением подумал о том, что завтра ему придётся делать тоже самое…

Где-то снизу по косогору, разбрасывая гусеницами снег и пуская клубы синего дыма, поднимался трактор. «Вот он, родимый, ко мне» – подумал Сергей, и ещё не видя трактора, а, только уловив на слух, как изменилась работа его двигателя, понял, что трактор повернул на его волок.

Поправив на голове мокрую от пота шапку, Сергей бросил в снег недокуренную сигарету, ещё раз от души выругался и завёл мотопилу.

Отпилив вершину ели и не заглушая пилы, он подошёл к другому дереву. Матерясь в душе и проклиная себя и Михаила, Сергей не стал протаптывать в снегу дорожки для отхода, если вдруг спиленное дерево будет падать на него, а только с остервенением примял ногами торчащие из глубокого снега ветви кустов. Притоптав немного снег у самого комля, он прижал мотопилу к дереву, и с силой надавил на гашетку газа…

…Рабочий день закончился. На стоянку подходили тракторы. Трактористы ставили их в ряд и глушили двигатели.

На стоянке сразу стало тихо, не было слышно так хорошо проверяющих слух крепких словечек, «солёных» шуток.

Хорошо знающие свои обязанности рабочие, молча готовили тракторы на предстоящий рабочий день: кто-то, вооружившись ломиком, выдалбливал смерзшийся на тракторе за день снег, кто-то что-то смазывал в тракторах.

Будулай, всегда встречавший радостным лаем каждый трактор, теперь загрустил. С виноватым видом он переходил от одного рабочего к другому, чуть виляя хвостиком и заглядывая им в глаза, словно во всём случившимся виноват он. Прижав ушки и опустив голову, Будулай осторожно обошел всех, кто был на стоянке, потом остановился, внимательно оглядел всех и медленно пошел к сторожке и лёг на пороге. Он молча наблюдал за всем, что происходило на стоянке.

И только если кто-то вдруг позовёт его, он поднимался со своего места и тихо подойдёт, чуть шевеля виновато хвостиком.

Рабочие нервно курили, бросая короткие взгляды на волок, ведущий к лесоскладу – ждали бракера Саньку Кашина, щуплого и какого-то нескладного, как молодой рябчик, паренька.

Наконец в просвете деревьев показалась его нескладная фигура.

Держа под рукой мерную вилку, он на ходу что-то подсчитывал в толстой тетради, и это «что-то» было тем, ради чего все они и в летний зной, и в зимнюю стужу, каждый день ездили сюда.

Санька подошёл к рабочим и каким-то виноватым голосом, как будто всё зависело только от него, молча показал тетрадь: – Сто двадцать два всего, если, как Михаил Афанасич говорил, то… пятьдесят восемь кубов не дотянули… Ёл-ка в основном по кубу…есть и того меньше… А ёлок, которые больше куба, их всего десятка три наберётся. Вот, смотрите, если не верите…

И Санька протянул толстую потёртую общую тетрадь в клеёнчатом переплете, в которую он записывал количество заготовленного бригадой леса.

Тетрадку никто не взял: за долгие годы работы в тайге рабочие могли с высокой точностью определить объём и отдельно растущего дерева, и спиленного, и количество леса, сложенного в штабель. Поэтому каждый хорошо понимал, что бригада не выполнила сменного задания и теперь работает с отставанием от графика, или как говорят мастера, работает «с минусом». И самое страшное, что этот «минус» с каждым днём становится всё больше и больше. На таком лесе завершить месячный план будет невозможно.