– Нет его больше, – повторил швейцар. – Кафе там теперь скабрезное. С улицы вход.
Алевтина Сергеевна вежливо поблагодарила и снова нырнула во вращающиеся двери – теперь на выход и налево. Там и впрямь обнаружилась дверь в кафе – странная, похожая на мишени в тире: на черном лакированном фоне ярко сияли белые кругляши. Алевтина Сергеевна заглянула внутрь. На нее вываливалась пестрая стена кладбищенских искусственных цветов. Неверующая Алевтина Сергеевна инстинктивно перекрестилась. Розыгрыш какой-то. «Может, сбежать?» – мелькнула мысль, но Алевтина Сергеевна продрогла, а до метро нужно было тащиться через всю площадь, и она решила все-таки войти внутрь. Вошла, обогнула цветочную стену и заглянула в обеденный зал. Он был похож на парк аттракционов в вечернее время, хотя время было самое что ни на есть дневное. Или на детский калейдоскоп. В многочисленных зеркалах на стенах и колоннах отражались пестрые люстры, напоминавшие ядовитые леденцы. Синяя и зеленая неоновая подсветка делала немногочисленных посетителей похожими на сказочных упырей. Было трудно представить, что здесь когда-то располагался торжественный обеденный зал с диковинной росписью на потолке и карминными лакированными колоннами, вокруг солидных столов под накрахмаленными белыми скатертями стояли резные дубовые стулья, обитые дорогим голубым атласом, и всюду свисали китайские фонари с красной бахромой. Теперь же вокруг пестрых столиков, похожих на доски для настольных игр, располагались желтые, красные, зеленые, голубые, оранжевые плюшевые кресла.
Вениамин сидел на ярко-розовом диванчике напротив входа, углубившись в меню. Она его сразу узнала – он был в бабочке. Рядом с ним на столе лежала роза. Бабочка и роза как-то успокоили Алевтину Сергеевну. Она пошла в гардероб – сдавать пальто. Гардеробщик был поразительно похож на швейцара, которого она только что встретила у входа в гостиницу. Такой же плотный, пожилой и любезный. «Позвольте помочь вам, мадам! Ваш номерок, мадам!» – и Алевтина Сергеевна успокоилась окончательно.
– А это не вашего брата я за соседней дверью встретила?
– Моего, – радостно подтвердил гардеробщик. – Мы тут всю жизнь работаем. Власть меняется, владельцы меняются, публика меняется, интерьеры меняются, а мы с ним как стержень стабильности – неизменные.
Алевтина Сергеевна проследовала к зеркалу. Сняла берет, взбила примявшиеся волосы, одернула платье, поправила на плече ремешок сумки. Вениамин, барабаня пальцами по столу, смотрел прямо на вход. Как только Алевтина Сергеевна появилась, он порывисто поднялся, задев животом за край столешницы. «А по скайпу-то живот не видно было», – отметила про себя Алевтина Сергеевна. «Но певцам же нужен вес для пения», – догнала утешительная мысль.
– Ну, здравствуйте, Аля! – картинно целуя ее руку, проговорил Вениамин.
Алевтина Сергеевна подумала, что надо было сделать маникюр, и поспешно выдернула ладонь.
– Прошу! – широким жестом пригласил ее к столу ухажер и отодвинул стул. Алевтина присела. Вениамин обошел стол и втиснулся в диванчик. – Это вам! – протянул он лежавшую на столе розу.
Алевтина Сергеевна взялась за цветок и наткнулась на несрезанный шип. Но виду не подала. Поблагодарила. Положила розу обратно на стол.
– Ну, рассказывайте! – скомандовал Вениамин.
– О чем? – опешила от такой постановки вопроса Алевтина.
– Рассказывайте, зачем вы вводили меня в заблуждение.
– Я?! Вас?! Когда?
– У вас на странице написано, что вам семьдесят три года. Но этого не может быть. Вы выглядите на шестьдесят. От силы.
Алевтина Сергеевна смутилась. Она не знала, что ей делать: доказывать, что ей действительно семьдесят три, или поблагодарить за комплимент.