– Доверяет, – усмехнулся старик, – ишь, всё поближе к тебе норовит лечь.

– Да уж, это тебе не коза, – ответила польщённая баба Света и, наклонившись, погладила Дружка по спине. – А где наша Муська, интересно? Что-то я ни вчера, ни сегодня её не видела.

– Да и я не видел, – ответил дед Степан, присев рядом с женой. – На сносях она, может, окотилась уже где? Явится скоро за молоком, куда денется.

– Дружок-то её не напугает? Пугливая она у нас, может, потому и не приходит, что он здесь?

– Это Муська-то пугливая? Ты ничего не напутала? Видел я, как эта «пугливая» Дружка Пантелеевны по морде лупила, и как он без глаз-то не остался, просто чудом.

– Так то Дружок Пантелеевны, а то наш, она же ему на один зуб, – беспокоилась баба Света.

– Да ладно тебе, не нагнетай. НашаМуська себя в обиду не даст, уживутся как-нибудь, коз же он не обижал? Надо ему только показать, что Муська тоже наша, не приблудная, чтобы знал.

– Ну, ты у меня просто дрессировщик! – засмеялась старушка. – Вон как сегодня Дружка в сарай направил; я уж и не знала, как его увести, а ты сказал – он и пошёл, как шёлковый.

– Да уж, я и сам не ожидал; умнющий пёс, с понятием.

Где-то в семь вечера баба Света начала беспокоиться. Она с пяти часов всё поглядывала на улицу, ожидая деда Петьку со стадом, но его до сих пор не было.

– Слышь, Стёп, где же Петька-то с козами? – обратилась она к мужу. – Время уже сколько, давно пора бы ему вернуться. Не случилось ли чего?

– За малахольного своего переживаешь? Скоро объявится, куда он денется, – проворчал дед Степан, проверяя, как заточена коса.

– Да не за Петьку я переживаю, а за коз. Опять, верно, наша Катька чего-нибудь отчебучила. Помнишь, как Гришка два часа за ней гонялся? Ох, и матерился он тогда! Чую я, что это, не иначе, Катька жару даёт.

Дед Степан отложил косу.

– Да, было дело, помню. Говорю же, коза эта такая шебутная да норовистая, что сам дьявол.

– Я пойду в огород, огурцы дополиваю, а ты уж встреть их.

– Иди, иди, не боись, встречу.

Баба Света пошла на огород, а дед Степан снова взялся за косу.

Через некоторое времяза забором раздался Петькин крик:

– Светка, Степан, выйдите-ка!

– Что-й там случилось-то? – подскочил дед Степан и, бросив косу, выбежал на улицу.

Дед Петька, злой как чёрт, стоял посередине дороги; в руках он держал конец верёвки, а другой конец был обвязан вокруг шеи их козы Катьки.

– Степан, чтоб я эту вашу полоумную Катьку больше у себя в стаде не видел! – закричал он, сверкая глазами. – Паси её сам, никакой управы на неё нет. Все козы как козы, а этой вечно неймётся. Умелась сегодня куда-то, да Варьку Пантелеевны с собой увела. Пришлось стадо бросать и их искать, хорошо, все не разбежались… Не вводи в грех, а то ведь сам её прибью!

– Чего разошёлся-то, понял я, дурная она, знаю, а ты…

Дед Степан прервал начатую фразу и с удивлением уставился на Петра. Тот вдруг, побелев, застылна месте, глаза его расширились, в них был ужас.

– Петька, ты чего? Горячка тебя, что ли, догнала? – не на шутку перепугался дед Степан.

– Сзади… сзади… – прохрипел Пётр. – Обернись, только медленно.

Дед Степан, почувствовав холодок в груди, медленно обернулся. За его спиной стоял Дружок и внимательно, не отрываясь, смотрел на вытянувшегося в струнку Петра.

– Так это Дружок наш, – облегчённо вздохнул он. – Светка вчера привела, теперича у нас живёт. Это я, наверное, калитку не прикрыл, когда выскочил на твой крик, вот он и вышел. Чего застыл-то?

– Забери свою козу, – шёпотом сказал Пётр и выпустил конец верёвки из рук. – Быстрее.

Он легонько оттолкнул Катьку от себя; она, отойдя шагов на пять, развернулась и, наклонив голову, с разбегу боднула его в ногу, затем, видимо, совсем ошалев, поскакала вдоль улицы.