А вот теперь таким выброшенным стал он. Ерунда! – возражал сам себе. – Залёгшим на дно, спрятавшимся в засаде, хищником, копящим силы…

Интересно, а кроме загаженного курами сортира, есть в этой дыре хотя бы одно место, куда можно заглянуть, посидеть, расслабиться?

Тогда, в конце восьмидесятых, казалось, что жизнь развернулась на так, что перед тобой не вязкая стена из тупого начальства, а прямая дорога, по которой он покатит без остановок. «Ноу-хау», как теперь принято твердить, у него есть. Такого прочного лёгкого стекла, причём любой формы, никто во всём мире делать не умел. Малое предприятие с собственной печатью, все деньги, что заработал – твои, не надо за каждой копейкой ползти на поклон к директору Института. Потом оказалось, что та, старая, стена раздробилась на множество сперва незаметных, но столь же непреодолимых – на них он постоянно натыкался. Главная беда казалась вполне преодолимой – не было денег. А деньги нужны были позарез. Как делать стекло, он знал – не было места, где он мог бы его делать. За пользование институтской печью драли немыслимую аренду. Это за его-то печь, которая всегда считалась собственностью лаборатории! Были, правда, пара мест, где печи простаивали – всё ведь вокруг развалилось. Были стóящие инженеры и рабочие, но им надо было платить немалые деньги. Себе почти ничего не оставалось, хватило лишь на компьютер да подержанный ярко-красный «Рено-универсал», на котором он привозил материалы, да развозил небольшие заказы. Во время Большой Делёжки ему ничего не досталось – он же не Директор Института, не Главный Бухгалтер, не Комсомольский Вожак, чтобы получить кусок пирога в результате Приватизации. Другие зарабатывали неплохие деньги, перепродавая всякую всячину. Он тоже пытался: купил вагон осетрины, вкладывался в производство клипов, но все афёры проваливались: хорошо, если удавалось вернуть затраченные деньги.

После восемнадцатой неудачной сделки решил – всё. Очевидно, бизнес – не его вотчина. Не умел он, да и не мог надувать партнёров, а его кидали все, кому не лень. Оставалось делать то, что он умеет – стекло.

Потянуло вкусным дымком. Перед раскрытыми, выкрашенными в голубой цвет железными воротами в мангале резвился огонь. Рядом на облезлой табуретке сидел плотный мужчина в шортах и выгоревшей футболке и глядел на умаявшееся за день красное солнце, раздумывавшее, не пора ли и ему искупаться в море.

– Минут через сорок… – изрёк мужчина, ни к кому не обращаясь.

Заметив замешательство Сергея, добавил:

– Заходите, – и кивнул на раскрытую простенькую синюю дверь, над которой висела вывеска «Эрика». Надпись пряталась за ветвями тютины. Сергей и представить не мог, что в маленьком белёном сарайчике приютилось кафе.

За дверью скрывалось крохотное помещение с двумя столиками и стойкой. Сергей подошёл к прилавку, оглядел витрину. Джентельменский набор сельского магазинчика: от водки до рыбных консервов.

– Здравствуйте, – из подсобки вышла мягкая женщина.

Сергей немного растерялся. Наверное, надо что-нибудь купить. Не сидеть же просто так сорок минут.

– Валя! Нацеди ещё стаканчик.

Сергей и не заметил, что в кафе был посетитель. В тёмном углу сидел тощий мужчина в белой рубашке.

– Тебе уж хватит.

– Не мне, гостю. Присаживайся, – и указал на стоявший рядом стул.

Сергей хотел было возразить, что и сам мог бы заказать вино, но решил, что абориген наверняка обидится.

– Алик. Алкоголик, – и протянул руку, на которой не хватало мизинца.

Сергей удивлённо глянул на хозяйку.