Видимо, с вечера оставалось немного плова, Мехри опа поставила перед мужчинами тарелку, две ложки и чайник горячего чая. Вскоре и Гули подошла и села рядом с матерью. Семейная идиллия за завтраком, добрая атмосфера успокаивала.

– Ты, дочка, привыкай вставать пораньше и готовить завтрак для брата, теперь он вернулся, слава Аллаху и ты, как его сестра, будешь ухаживать за братом, поняла? Стыдно взрослой девушке просыпаться позже всех, – сказал Шакир акя, с укором посмотрев на дочь.

– Хорошо, адажон, я поняла, – не поднимая головы, ответила Гули.

Она четыре года не видела брата и он вернулся, словно другим, повзрослевшим и возмужавшим, она его смущалась, он словно давил на неё своей мужской энергией.

– Ешь, сестра, мы опаздываем. А Мумин когда вернётся с поездки? – посмотрел на сестру, видя, что Гули от смущения и есть перестала, спросил Эркин отца.

– Сегодня он не вернётся, только завтра утром. Поезд только доехал до Ферганы, день там будет стоять, вечером поезд выйдет в путь и к утру будет в Ташкенте. А послезавтра, в воскресенье, нужно поговорить с Мумином и Кариной, если они согласны, этой осенью надо их поженить, – сказал Шакир акя, взглянув на сына и жену.

– С Кариной, быть может, Гули поговорит, а, адаси (отец детей, точный перевод)? Они подруги, девочка ей быстрее откроется. Только вот что я Вам скажу, отец, Мумин да, вижу, как он смотрит на Карину, она девочка красивая, скромная, наши традиции чтит. А какая пугливая была, постоянно плакала, когда Зухра подростком взяла её к себе. Смотреть на неё было больно, всё по матери и брату плакала. Мыслимо ли? В один миг потерять и мать, и брата? О, Аллах! Какое сердце выдержит? А Карина сама ещё ребёнком была, потом отошла, мы её добром и лаской окружили. Мы с отцом тоже просили двоих мальчиков, но нам подселили семью, все годы войны у нас жила женщина с двумя детьми, вот в твоей комнате они и жили. А в конце мая и уехали, в этот… как его… ну, город на Украине… но они не из самого города, а из села, ладно… неважно, – говорила Мехри опа, поглядывая на мужа и детей.

Эркин молчал, едва сдерживаясь, чтобы не спросить, неужели и без согласия девушки, её выдадут замуж, но промолчал.

– Мне пора ехать, отец, благословите, – поднимая руки, попросил он.

– Да будет твоя дорога светлой и сопутствует тебе удача, сынок. И нашей дочери, пусть Аллах пошлёт счастье, аминь! – обведя ладонями лицо, сказал Шакир акя.

– А к обеду-то придёшь, сынок? Что тебе приготовить? Может мошхурду? С кислым молоком и райханом (базилик) поешь, а? Или картошку пожарить с яйцами? – спросила Мехри опа, сползая с топчана, когда Эркин встал с него.

Она пожалела, что не оставила малюсенький кусочек мяса для вкуса, но плову мясо нужнее.

– Эээ, онаси (мать детей)! Сходи к Махмуджону за мясом, пусть косточки барашка даст, ты сыну шурпу приготовь, он давно не ел, на вот, держи деньги, вчера два кетменя купили и грабли. Люди огороды засевают, – сказал Шакир акя, доставая из кармана деньги и сунув их в протянутую руку жены.

– Отец, не стоит ради меня тратить деньги, не стоит… – смутился Эркин.

– Ну что ты, родной! Зухра с Батыром придут, Кариночка наша, она любит нашу шурпу, я схожу на базар, – ответила Мехри опа, сползая с топчана.

Женщина была невысокого роста, поэтому она именно сползала с топчана, когда все просто спускались на ноги.

– Эркин? А ты бы за Кариной зашёл, вам ведь в одну сторону ехать, – предложил Шакир акя, обернувшись к Эркину, который направился к дому, чтобы переодеться и ехать в ТашМИ.

Но Мехри опа прервала мужа.

– Что Вы, адаси? Что Вы! В воскресенье, даст Аллах, мы хотим говорить о помолвке Карины и Мумина! Негоже ей с Эркином по махалле ходить, что люди скажут, если вдруг свадьба? – воскликнула она.