Некоторые из оставшихся людей стремятся выжить в этом безжизненном месте, борясь за каждый кусочек еды и глоточек воды.

По-своему считая, что все хорошо… Но по факту, уже как безнадежные пещерные люди. Дикари. Они скрываются в подземельях или разрушенных строениях, постройках былого величия, заброшенных трейлерах. Живут, как могут. Приспосабливаются. Все дальше и дальше по наклонной скатываясь в бездонную пропасть Дурости и невозврата. Стараясь избежать опасностей, которые поджидают их в случае выхода из зоны комфорта, малейшего прогресса или попытке что-либо изменить в этой жизни.

Избегая полной Одичалости и беспросветных оргий и Дурости, что царят вне поселения.

– Бахчисарай на утесе ныне лишь символ утраты и разрушения.

– Нэл, но это наш дом.

– И?

– И люди вполне довольны жизнью. Радуются, смеются. Гуляют, играют…

– Дурнеют. Ты тоже это видишь. Не можешь не видеть.

– Да…

– И если все скатится к тому, от чего отец вместе с предками и бежали сюда – то в чем смысл?

– Я согласно, но… это… оно…

– Это произойдет еще вовсе не скоро, хочешь сказать?

– Угу.

– Нескоро. Возможно, уже не на нашем веку. Но произойдет. И как ты сможешь жить и затем в старости ожидать кончины, зная, что нашим детям, внукам или правнукам суждено быть обреченными? На ту… Жесть. Хрень которую мы видели в симуляции.

– Никак не смогу. Поэтому согласна с тобой. Следует бежать и пробовать все изменить.

– Вот-вот.

– Отец согласится?

– Уверен. Как по-твоему, Бахчисарай не напоминает отцу о том, что даже самые красивые места могут быть поглощены апокалипсисом? Неужели он не видит, к чему все неуклонно идет…

– Не может не видеть.

– Именно.

– Но не хочет признавать, отпускать…

– Меня. Единственного сына.

– Да.

– Я с ним поговорю. Не волнуйся. Поймет.

Кристина приобняла меня.

– Давай еще немного отдохнем.

– Недолго. У нас сегодня еще насыщенный график.

Кристина сильнее прижалась ко мне своим теплым телом и грудью.

Отдых. Отдых и покой нам лишь только снятся, Кристин… Но – да. Ты права, надо сделать передышку. Иначе так можно свихнуться, и самому, не дай бог, подурнеть.

Среди долины тянутся извилистые тропы, ведущие к живописным водопадам, горным озерам и пещерам, полным таинственных украшений природы.

По одной из этих троп скоро отправимся и мы к Широкому Яру. Путь не близкий…

Иная тропа, по которой нам сейчас еще переть и переть на возвышение, – ведет в нашу Крепость. Замок. Бахчисарай, как его назвал отец в память о разрушенном городе. Хоть где-то же имя должно сохраниться? Пускай в головах немногих.. Зато есть. Остальные Дурные когда-то помнили название города, теперь позабыли и называют просто «Поселение». А кто еще помнит… Ну и что? Помнят и помнят. Все равно – никому вокруг уже не интересно. «Поселение» куда проще. Все им хочется проще и проще. Забыть свои корни. Точнее, не так. Вернуться к «Самым Корням». К пещерным макакам и неандертальцам. Что ж, это ваш путь, а мой и Сгустка лежит в иную степь. Или лес… Куда горящие плоты деваются за видимой мглой?

Неважно.

– Пойдем.

– Может, еще минуток десять, Нэл?

– Нет времени. Сегодня еще обучение новых. Разговор с отцом…

– Венчание.

– Верно. Рад, что запомнила.

– Я смышленая!

Поцелуй. Какой он сладостно-страстный, медовый и нежный. Как же я тебя люблю, Кристина.

Что ж. Еще немного, и мы дома. Вот он, уже возвышается, Бахчисарай, на вершине одного из холмов, давая возможность обывателям наблюдать за всей долиной и окружающими горами.

Обывателям, которых мы с таким трудом отыскали и приютили.

Стены Крепости выстроены из массивных каменных блоков, укрепленных башнями и сторожевыми вышками. Фортификации, модифицированные еще во времена Великой Братской Войны. Которой по счету… С кем именно они тогда воевали – друг с другом, с Прибрежниками, с Заморянами? А, черт ногу сломит. Неважно. Замок-Крепость постоянно обновляли, напичкивая солнечными панелями, автономными источниками питания, принтерами еды, робототехникой… Бункер-трофей, переходивший от стороны к стороне. Каждый привнес в него нечто новое. Нерушимое. Вечное. Оставившее след на века. В котором нынче поселились и мы.