- Если тебе интересно, как он трахается, спроси, - хмыкаю.

- У него? О нет, твоя мышиная возня с женишком мне не интересна.

- Странно, а со стороны и не скажешь. Так много вопросов, и так мало ответов. Если ты не против, займу постельку. Можешь спеть мне колыбельную.

- Не отказывай себе в удобном и мягком ложе.

Давид доедает колбасу с хлебом и вытирает руки бумажным полотенцем. Остатки продуктов выносит в коридор.

- Кстати, может ставки сделаем?

- Ставки? - не понимаю, к чему он.

- Кто нас первым спасёт. Твой папаша или Тимур и его команда?

- Тимур и его команда, - отвечаю, не раздумывая. - Отец может пропадать и неделю. Ему даже в голову не придет, что дочь похитили и требуют выкуп.

Ухмыляется и вновь ковыряется в топке.

- Плохи твои дела, Александра. С таким папашей лучше сразу с глаз долой или замуж побыстрее. Вручит тебя какому-то усатому пивному животу, и моргнуть не успеешь.

- А я что, его вещь, чтоб меня кому-то вручать? - говорю серьезно и недовольно.

- Ты видимо не его ребенок, если до сих пор не поняла, чем дышит твой папаша.

- Я видимо не его ребенок, если меня можно пристроить как корову в брак удобному мужику.

- Вот именно об этом я тебе твержу. Так что, прелесть моя, - ехидно улыбается и пытается прилечь рядом, - после курорта бери своего поваренка в зубы и в ЗАГС.

- Ты серьезно? - смотрю внимательно на него. - Его вброс про замужество не просто вброс? Он говорил с тобой об этом?

- Было несколько раз вскользь. Но в те моменты я думал, что тебе нормас. Как знать, что в голове перевернулось за три года.

- Что должно настолько перевернуться в голове, чтоб такой брак стал нормой? - говорю брезгливо.

Ложусь рядом с ним, прислоняюсь виском к его плечу. Чувствую тепло его сильного тела и фокусируюсь на нем, а не на дикой злости, которая разрывает изнутри.

- Правильно, поэтому лучше по любви. Как только финишируем здесь, стартуй к своему поваренку.

Обнимает меня и укрывает нас одеялом.

Я прижимаюсь к нему и прикрываю глаза. Теплый и огромный. Как я себе и представляла тогда, будучи молодой и влюбленной без памяти.

- Ребро не болит? - мурлычу негромко.

- А кто тебе признается?

- Я думала, мы партнёры, - усмехнулась.

- Увы, но ты не медсестра. И даже не святой отец, поэтому исповедоваться не буду. Лучше спи.

- А зря, я бы послушала, что ты помурлыкаешь мне на ушко. Может споешь все же, - поворачиваю к нему голову полубоком, немного порезав и устроившись удобнее. - Ты теплый.

- Тебе дай одну лапу, потом вторую, а дальше я тебя с себя не сниму? - смеётся.

- Все фантазируешь? - улыбаюсь. - Смотри, мы уже под одеялом. Но я буду отстаивать свою честь, предупреждаю.

- Вот уж уволь от подробностей твоих интимных предпочтений. Мне нравятся развратные и смелые барышни, а ты просто ещё девчонка. Лучше спи.

- Ох, сладкий. Лучше не стану дразнить тебя своими предпочтениями, а то не уснешь. И да, развратной и смелой с тобой я уже была. Не сработало.

- Тебе тогда едва стукнуло 18. О какой сексуальности и развратности ты говоришь?

- Поторопилась? - спрашиваю философски. - Хотя опять же, восемнадцать-то стукнуло. Закон я не нарушала.

- Запомни одну истину: нужно чтобы тебя хотели мужики, но не каждый мог себе позволить уложить тебя на лопатки. Но если ты делаешь так, чтобы твои ноги раздвигались бесконтрольно... прости, но Это уже банальная проституция, только не всегда оплачиваемая.

- Я запомню, - кивнула. - А теперь обними меня покрепче.

Давид больше не спорит. Он прижимается ко мне, правой рукой обнимает меня за талию.

- Если утром почувствуешь что-то твердое, не сильно обольщайся. Это так, к сведению. Если ты не знаешь о нюансах мужской физиологии.