Воин с серьгой вошел, когда Лаш заканчивал одеваться. Неоднозначно хмыкнув, вновь пристегнул к ошейнику цепь и повел его обратно в дом.

– Видал, как вчера Падальщице досталось? – спросил по пути один воин другого.

– А то как же, – кивнул второй.

Лаш навострил уши.

– Парни, что Стемгала страховали, когда он за ней вернулся, говорят, она всех одержимых до единого упокоила и духов изгнала. Разве это возможно?

– Лучше скажи, как возможно, что еще вчера вечером она подыхала от жутких ран, а сегодня утром вернулась после ночной прогулки со Стемгалом целая и невредимая. Куда он ее возил?

– Да черт его знает. Нам в это нос совать точно не стоит. У меня от нее и ее кузена и без того мороз по коже. Жуткие ребята.

– И не говори. К тому же, помилуй нас Пустота, если они осерчают и уйдут из Плерфаста. Недолго тогда мы все проживем.

– Вот-вот. Так что порадуемся. Не померла она, и славненько. Этого ей отведем. – Воин с серьгой кивнул на Лаша. – Глядишь еще и подобреет баба, если раб стараться будет. Он без всей этой мазни на лице вон какой милашка, оказывается. Девки таких любят.

Оба заржали, а Лаша передернуло. Он с трудом заставил себя смолчать. Понятия не имел, что и думать после услышанного. Разве мог человек быть при смерти и исцелиться за одну ночь? А если эта девушка и правда столь сильна, то каковы у Лаша шансы выжить, если он откажется потакать ее прихотям?

Шанс узнать, чем грозит непослушание Падальщице, представился совсем скоро, когда его отвели в одну из спален на втором этаже дома. Дом, кстати, оказался весьма внушительных размеров. Двухэтажный, обставленный со вкусом, но не слишком дорого. На первом этаже все помещения, как понял Лаш, отдали воинам, на втором расположились господа и те, кто повыше рангом.

Воин с серьгой оставил Лаша одного посреди небольшой, но уютной спальни, прежде сняв с него цепь. Здесь не было ничего лишнего: кровать, письменный стол, кресло, софа, камин да сундук. На стене напротив кровати висело зеркало в прямоугольной деревянной оправе. Лаш настороженно огляделся и неуверенно подошел к нему.

Впервые за много лет увидел свое лицо. Затаив дыхание, он всматривался в отражение, надеясь вспомнить хоть что-то из прошлой жизни, но осунувшийся мужчина в зеркале был ему незнаком. Трясущимися пальцами провел по шраму под ошейником. Никогда не видел его воочию, лишь знал, каков он на ощупь. Сам собой напрашивался вывод: Лашу перерезали горло. Но кто и зачем?

Лаш задрал рубаху и внимательно пригляделся еще к одному шраму в виде знака бесконечности под левой ключицей. Он был намного безобразнее, чем тот, что на шее. Будто его наспех выжгли трясущимися руками, а после толком не обработали рану.

– Кто ты? – спросил Лаш у своего отражения с исступленным отчаянием. – И почему я тебя не помню?

Рэн наблюдала за Алгодом из-за приоткрытой двери. Он так старательно разглядывал себя в зеркале, ощупывал лицо руками и хмурился, что не замечал ничего вокруг.

Неужели и правда забыл абсолютно все?

Судя по поведению, так и есть. Да еще эта девица, Надлис, которую Рэн уже успела допросить, подтвердила его слова. Если оба не врали, то выходит, Алгод не знал за эти одиннадцать лет ничего, кроме жизни в подземельях и боев на арене с одержимыми.