Лаш дождался, когда стражник вернется на стул, и шагнул к Надлис. Забрал у нее корзину и отставил в сторону: рисунки могут и подождать. Прижал девушку к себе, не в силах противиться этому благоуханию. Хотелось, чтобы хоть крупица аромата осталась и на его теле.

– Лаш, у нас не так много времени, – попыталась возразить она, покосившись на стражника.

На губах того уже играла похабная улыбочка, наверняка предвкушал, как в подробностях рассмотрит все прелести Надлис. Не то чтобы ее волновали наблюдатели. За годы рабства она привыкла к тому, что понятия приватности для нее больше не существует. Просто сегодня Лаш пугал, а еще Надлис по-прежнему ежилась от странного холодка. Даже кожа Лаша, всегда обжигающе горячая, была прохладной.

– Меня могут убить сегодня, – прошептал он ей в губы. – Ты же не лишишь меня возможности получить удовольствие напоследок.

– Откуда такие мрачные мысли? Ты не…

Лаш не дал ей договорить, впился злым, требовательным поцелуем, быстро задрал юбку. В его движениях не было ни капли нежности и стремления доставить партнерше наслаждение. Надлис всхлипнула, когда врезалась спиной в стальные прутья клетки. Лаш подхватил одну ее ногу под колено и резко вошел, не думая о том, что делает больно. Надлис стиснула зубы и заскулила, вцепившись ногтями в его плечи. Раньше он не был таким. После их первого неудачного раза всегда проявлял заботу, осторожность и нежность, возносил Надлис на вершины блаженства и тем отличался от ублюдков, под которых подкладывал ее Шонатт.

Но теперь что-то терзало Лаша, делало грубым, диким, безжалостным. И тем не менее Надлис продолжала приходить, хотя Шонатт, видя, как опасен стал его невольник, великодушно позволил ей больше не спускаться в подземелья. Однако глупое сердце не дало ей отказаться от Лаша. Надлис любила его. Любила даже сейчас, когда он причинял страдания. Любила и верила, что сможет помочь Лашу вернуть рассудок.

Не упрекнула его ни словом, ни взглядом, просто дождалась, пока он закончит. Оправила юбку, ощущая, как вязкое семя стекает по бедрам. Приведет себя в порядок позже, тут все равно нечем. В клетке не было ничего, кроме соломенного тюфяка, миски с водой (из таких же Шонатт поил своих охотничьих псов) и ведра в углу.

Лаш тяжело дышал и тоже молчал, таращась в одну точку, желтые глаза сияли ярче обычного, мысли его, казалось, блуждали где-то далеко. Надлис не стала пытаться его растормошить, просто взялась за краски и нанесла первый завиток на скулу.

– Как думаешь, если я помолюсь сегодня Смерти, она придет за мной? Дарует покой? Избавит от всего этого? – сказал он тихо, и впервые Надлис увидела, как в уголках его глаз заблестели слезы.

– Прости, Лаш. Но Смерть уже давно ни за кем не приходит, как ни молись.

Трибуны ревели. Амфитеатр, в центре которого располагалась арена, был забит до отказа. Лаш ощущал, как вибрирует земля под ногами, вторя беснующейся толпе, пока его вели к выходу из подземелий. Поражало, что даже сейчас, когда Скрытый мир умирал, люди продолжали предаваться веселью и не скупились тратить последние гроши на развлечения, вместо того чтобы запасаться дровами и провизией. Ведь близилась зима. После смерти Отражений снег выпадал повсюду, и Огненные земли, ранее не ведавшие, что это такое, не стали исключением. Сам Лаш, конечно, ничего подобного не видел: ему рассказывала Надлис.

При мысли о девушке незамедлительно напомнила о себе совесть. Лаш сегодня ужасно с ней обошелся.

«Слабак! Гадкая тварь!» – ругал себя, не переставая.

Поддался дурному настроению и дракону, что нынче терзал его разум с каким-то особенным остервенением. А еще проклятый холод. Лаш никогда не мерз, но сейчас у него зуб на зуб не попадал, хотя все остальные явно страдали от духоты. Но права обижать Надлис и делать ей больно он все равно не имел. На душе от этих мыслей становилось все гаже с каждым вздохом.