Сезон отпусков. Рассказы, очерки, эссе Марк Аксенов

© Марк Аксенов, 2018


ISBN 978-5-4490-9500-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Отпускная муза

Не у всех есть работа, о которой можно рассказать или написать что-то интересное. В этом смысле следователям, разведчикам и морякам, если они к тому же обладают литературным талантом, можно только позавидовать. Однако, в отпуске, перефразируя поговорку про баню, все равны. Не в смысле уровня комфорта и сервиса, конечно. Тут у всех, как всегда, по-разному. Но у каждого, где бы он не отдыхал есть шанс получить множество новых интересных впечатлений, познакомиться, или даже подружиться с новыми людьми, а то и вовсе – найти свою судьбу. Не зря же мы каждый год с таким нетерпением ждем, когда же он, наконец, наступит – сезон отпусков.

Для меня же отпуск, помимо всего прочего, всегда был временем, когда я мог спокойно поразмышлять о разном и перенести эти размышления на бумагу или в память компьютера.

Приятного тебе отдыха, дорогой читатель, с этой книжкой в руках и в отпуске, и дома.

Марк Аксенов.

Времена и годы

Из недетского альбома Чайковского

Вот говорят, как жили, так и живем. Ничего не изменилось. Ой ли? А по мне, так все перевернулось с ног на голову. Возьмем хотя бы такую пустяковину…, ну сущую ерунду. Даже и говорить об этом неудобно. В общем, то, чего в СССР, по словам одной партийной дамы, «не было». А теперь вроде бы и есть, но, опять же, не так, как нам хотелось бы.


Год 1978-й. Зима. У кульмана

Старший инженер Перинкин вернулся в родной отдел из турпоездки в Польскую Народную Республику в дефицитных голубых джинсах фирмы «Левис» с новым «дипломатом» из крокодиловой кожи и с загадочным выражением лица. В 11-часов во время перерыва он воровато оглянулся в сторону начальства. Не увидев никого за столом шефа, Перинкин раскрыл «дипломат» и вытащил оттуда журнал «Плейбой» с грудастой красоткой на обложке.

– Клёво! – выдохнул техник Калинин, сидевший рядом, – Чур, я первый!

– Да бери…, – лениво откликнулся Перинкин, – только, смотри, не замусоль! Руки-то отмыл от туши?

– Ой! Чегой-то там у вас?, – заинтересовалась проходящая мимо чертежница Важкина, – Ух ты-ы! Дай посмотреть!

– Отвали! Ты еще маленькая!

– Чёй-то маленькая?! Как на овощную базу идти, так в самый раз, а как чего интересное, так маленькая!

На шум стали слетаться сотрудники из-за соседних столов. Журнал рвали из рук. Перинкину стоило больших трудов навести порядок и установить очередность просмотра.

Перерыв закончился, но работа так и не началась. Личный состав отдела разбился на группы из четырех – пяти человек, каждая из которых по очереди получала «Плейбой» для коллективного просмотра, минут на десять.

– Ты чего так быстро листаешь? Я еще вон ту не досмотрел!

– Нечего, у жены своей досмотришь!

– Слушайте, а мужики голые здесь есть?

– А ты что, не видела?

– Нет

– Приходи сегодня ко мне, покажу!

– Дурак! Так-то я видела! Я в журнале хотела посмотреть.

Пока одна группа жаждущих смотрела, другая обсуждала увиденное. Со стороны это выглядело как рабочие совещания проектных групп. Однако, на самом деле, работа была парализована.

Срывался план по проекту склада готовой продукции Воронежского трубопрокатного завода. Напрасно ждал рабочих чертежей Братский лесокомбинат. Ясно было, как белый день, что и по детскому санаторию в Куйбышеве техзадание не выйдет в срок.

Отдел численностью в 60 человек был практически выведен из строя с помощью секретного американского оружия с коротким, как смерть, названием «Секс». И только один Перинкин чертил что-то на своем кульмане, снисходительно улыбаясь и изредка посматривая в окно. Снег валил крупными хлопьями, до весны было ещё далеко….


Год 1988-й. Весна. Песнь жаворонка

В электричке напротив симпатичной девушки с цветами сидит слегка подвыпивший тип лет 35-ти с масляными глазками.

– Девушка, а вы знаете, у цветочков все, как у людей – пестик, тычинка, семя.

– Мужчина, смените тему, пожалуйста. Смотрите, вон погода какая хорошая, жаворонки летают, небо такое голубое…

– Голубые меня не интересуют.

– Тьфу, кто о чем, а вшивый все о бане!

– А вы, что, баню любите? Может, сходим в сауну?

– С вами? Да ни за что!

Устав от неудач, ловелас с деланным равнодушием замечает:

– Девушка, у вас молния расстегнулась.

– Приедете домой, будете за своей женой следить!

– Я что, идиот, чтобы дома жену держать?!

В приоткрытое окно дует игривый весенний ветерок, сквозь стук колес доносятся птичьи голоса…


Лето, год 1998-й. Баркарола

Жара, духота… В электричке две пары средних лет играют в подкидного дурака порнографическими картами. Вместо столика – черный кейс. Мужчина с внешностью лысеющего Элвиса Пресли в сердцах бросает червового туза с неприличной сценой и орет своей партнерше:

– Чего ж ты козыря держала, дура!

Та, почти вываливаясь из декольте, сует ему в нос шестерку пик с еще более нахальной парочкой:

– Какого козыря, этого, что ли??!!! Не понимаешь, так молчи!

Победившие радостно хохочут.

Оставшийся в дураках «Элвис» нервно швыряет на кейс бубновую девятку с изображением лесбийских забав и, достав пачку «Кента», идет в тамбур курить.

Жарко, душно, не до секса…


Октябрь, год 2008-й. Осенняя песня

Электричка «Москва-Клин». Рядом со мной сидят ребята довольно странной наружности. Прически с красными или зелеными прядями, в ушах – серьги, на руках кокетливые браслетики.

Впрочем, странность их становится для меня ясной, как только они начинают разговаривать.

– Ой, мальчишки, а кто-нибудь карты захватил?

– У меня, кажется, есть. Ой, над же, забыл

И так далее, почти каждая фраза начинается на «ой!».

Один из них обращается ко мне:

– Ой, а вы не скажете, во сколько мы в Тверь приедем?

– А эта электричка, – говорю, – идет только до Клина.

– Ой, а что же нам делать?

– Ничего страшного, пересядете там на тверскую электричку. Она будет через час.

– Ча-а-ас?! Ой, мальчишки, что же мы целый час будем делать в Клину?

Видимо, более образованный из них успокаивающе произносит:

– Подумаешь! Погуляем по городу, зайдем в музей к «нашему»…

– К какому «нашему»? – спрашивает его туповатый приятель с зеленой прядью.

– К какому, к какому! К Петру Ильичу!

– К какому Петру?

– Ты чё, больной? К Чайковскому!

– Прикольно! А он чё, в музее работает?

Ну, вот и приехали, – подумал я, увидев розовые стены клинского вокзала и желтые кроны редких деревьев…

В поисках Изабеллы

О, море в Гаграх!

Как романтичны руины древних городов – Херсонеса, Афин, Рима. Их воспевают художники и поэты. Туристы со всего света едут за тридевять земель, чтобы увидать Акрополь или Колизей. Грустно ли нам бродить по развалинам чьей-то давно ушедшей жизни? Да нет. Наверное, это потому, что та ушедшая жизнь никак не связана с нашей, не отражена в памяти нашего сердца?

Дул ненастный северный ветер. Даже через плотно закрытое окно был слышен его простуженный голос. В коридоре было не просто темно, а трагически мрачно и пусто. Неясно было, куда идти. Откуда-то из за угла слышались приглушенные голоса, и Алешин пошел в ту сторону. Дверь в палату была приоткрыта. У ближней койки небольшая группа родственников собралась вокруг молодого человека, полулежащего в белой больничной рубахе. Из ворота и рукавов торчали прозрачные трубки, уходящие под одеяло. Таинственный свет настольной лампы, тихие голоса. На тумбочке – привезенные банки и пакеты с соками, пара апельсинов и связка бананов. «Дары волхвов» – вдруг подумал Алешин.

А на койке у окна, за которым – ноябрьские сумерки и ветер… нет, не может быть, это, наверное, не та палата. Кто бы мог узнать в этом спящем немолодом мужчине Самвела Авакяна?! В открытом вороте разовой рубашки ниже кадыка отчетливо и страшно белел на горле кружок из белого пластыря с зияющим черным отверстием… Стоп! Что ему это напомнило, где он мог видеть такое? Да нет, ерунда какая-то. Очередное «дежа вю»…

Алешин первый раз поехал на море в раннем детстве. Крым. Раскаленная июльским зноем Евпатория. В чреде детских воспоминаний о пионерлагере море было лишь незначительным эпизодом, сильно уступавшим по своей яркости другим более интересным предметам и событиям. Запомнилась утренняя линейка с поднятием флага, высокое дерево шелковицы у входа, множество детей в инвалидных колясках, черный, мягкий от жары асфальт, по которому невозможно было идти босиком… А море? Купание в огороженном «лягушатнике» по команде воспитателей и вожатых, да морская прогулка на пароходике с красивым названием «Лабрадор» – вот, пожалуй, и всё. Такие понятия, как мощь, величие, простор, еще не проникали в его детское сознание. Наше видение мира меняется от младенчества к старости, подобно дневному циклу цветка. В самом начале на рассвете лепестки, собранные в бутон, обращены вовнутрь – ребенку и подростку более интересно то, что творится у него внутри или в самом близком окружении. И только с началом солнечного дня лепестки всё шире и шире раскрываются для внешнего мира, чтобы к вечеру жизни вновь погрузиться в самосозерцание.

Настоящее знакомство с морем произошло в юности. Алешин вместе со своим школьным товарищем Виталиком Петровым, сдав последние вступительные экзамены в институт, и, даже не дождавшись результатов, с беззаботностью, свойственной молодым балбесам, полетел на юг. Когда самолет накренился, заходя на посадку в аэропорт Адлера, в иллюминаторе появилось море. Оно было прекрасно! Зеленовато-синее возле берега, оно становилось бирюзовым и голубым ближе к горизонту, наклонившемуся на вираже, и пробитому золотой стрелой беспощадного южного солнца. С высоты полета волны казались мелкой рябью в дачном прудике. Однако, частые белые «барашки», бегущие к берегу, указывали на то, что волнение должно было быть не меньше двух-трех баллов. Так сказал Виталик, отдыхавший в Гаграх уже не первый год. А возле моря, словно уставшие доисторические звери грели на солнце свои курчавые бока зеленые, лесистые горы.