– Когда у тебя операция? – спросил Алешин

– Двадц пя- быстро написал на листке блокнота Самвел. Это был один из доступных ему способов общения. Кроме того, он много жестикулировал и беззвучно «говорил» губами. Но Алешин к великому своему стыду плохо улавливал смысл его фраз. Язык жестов давался ему гораздо труднее, чем армянский, которому его когда-то учил курчавый мальчишка-ровесник на окраине красивейшего из приморских городов…

Интерес к иностранным языкам был у Алешина с детства. Причем не только к европейским. Ему был интересен язык любого народа, среди которого ему приходилось жить, будь то латвийский, узбекский или грузинский. Но одним из первых был армянский. Сочный, чмокающий, словно спелый фрукт, гортанный, цокающий копытами скакунов, этот язык завораживал Алешина и становился неотъемлемой частью образа Гагр, такой же, как горы и море, инжир и вино. Язык абхазских армян отличается от исконного армянского языка, на котором говорят в Ереване.

Об этом Самвел сразу же предупредил Алешина.

Ведь армяне пришли в Абхазию из Турции, спасаясь от геноцида в 1915 году. И кое что в их языке было позаимствовано из турецкого.

Самвел еще раз указал рукой и кивком головы в сторону угасающего за окном осеннего дня. Что же мы сидим тут, в этой тусклой палате, в этой камере смертников? Да, да, Гарик-джян. Если наше время – деньги, то у тебя еще, пожалуй, осталась пачка купюр, а у меня – разве что небольшая горсть мелочи.

Самвел надел белую рубашку и пестрый шейный платок, закрывающий отверстие в горле. Поверх рубашки – изумрудного цвета куртка. Он и сейчас остался верен своей привычке франтовато одеваться.

Выйдя на улицу, где вовсю хозяйничал ледяной ветер, Самвел и не подумал застегнуться, и полы куртки то и дело трепетали и взлетали вокруг него, словно крылья. До ближайшего кафе пришлось идти минут десять. Кафе словно по заказу называлось «Колхида».

– А помнишь, – спросил Алешин, – как мы ходили в поход на перевал Мамзышха?

Самвел закивал головой, грустно улыбаясь.

«Как давно это было! Целую жизнь назад. Максим сказал, что уже стал дедушкой. Да и я уже дед. Мамзышха! Хм… Сколько их было у меня этих походов в горы с разными отдыхающими! Разве всех упомнишь? Но вот Макса почему-то вспомнил сразу, когда он прислал эсэмэску. Может, потому, что он друг Виталика Петрова?

Самвел хлопнул Алешина обеими руками по плечам, поправил лацканы его пальто и, ткнув его в грудь указательным пальцем, поднял вверх большой – мол, хорошо выглядишь!

– Да ты тоже – красавчик, хоть куда! – парировал Алешин.

Самвел махнул рукой и, достав авторучку, быстро написал: " Это я раньше был крутой».

Официантка, молодая полненькая грузинка принесла заказанную Алешиным водку с закусками. Заказывая, он спросил Самвела, можно ли ему перед операцией употреблять спиртное и в каких количествах. В ответ Самвел пренебрежительно махнул рукой и что-то беззвучно произнес улыбаясь. на этот раз Алешин безошибочно прочитал любимую Самвелом присказку – «Фигня, Онегин!» Причем тут герой пушкинского романа в стихах, Алешин никогда не мог понять, а Самвел теперь уже не смог бы объяснить. Видимо это был осколок какого-то надежно забытого анекдота. Ну, фигня, так фигня! Друзья выпили за встречу.

Собственно, и знакомство с вином по-настоящему произошло в Гаграх. Здесь Алешин впервые попробовал и домашние вина, и знаменитые грузинские марки от «Цинандали» до «Твиши», и местный хит продаж «Букет Абхазии». Здесь впервые были распробованы и оценены грузинские и армянские коньяки. С тех пор вкус и аромат советского бренди, незаконно названного коньяком, сохранился в его вкусовой памяти настолько прочно, что настоящие французские коньяки, появившиеся у нас в «перестройку», Алешин так и не смог воспринять и оценить.