А в другой стороне, в хребте, в просторной берлоге спал медведь. Это только так говорят, что медведь всю зиму спит. Конечно, состояние у него сонное, но это всего лишь состояние. Он ворочается с боку на бок, кряхтит, снова переворачивается. Садится и почёсывает себя когтями. Опустив голову на грудь, снова дремлет. Очнувшись от дремоты, поднимает лобастую голову, открывает глаза, прислушивается, стараясь определить, что происходит снаружи. Говорят, медведь чувствует охотников, когда те только начинают заряжать патроны. Он ждёт их.

Проведя ночь на базе, хорошо отдохнув, Степан с утра разогрел снегоход и уже вечером, по глубоким сумеркам подъезжал к дому. Найда с Загрей сидели в нарте, привязанные коротко, а Верный где-то бежал сзади. Он ни под какими уговорами не соглашался ехать в нарте и всю дорогу бежал, всё дальше и дальше отставая. Приходил домой только глубокой ночью, а то и вовсе под утро, это значило, что где-то ложился на часик, отдыхал.

Дома встретили радостно, как всегда встречают долгожданных таёжников. Ещё не успел раздеться с дороги, как прибежал Николай. Пришёл поделиться радостью. У него сын, Вовка, был в армии, должен был демобилизоваться ещё осенью. По каким-то причинам его задержали и вот теперь, перед самым Новым годом он заявился.

Несколько следующих дней ушло на приготовление к празднику, и на сам праздник. В первых числах января сговорились двигаться на берлогу. Сговорились вчетвером. Это сам Степан, Николай с сыном Вовкой, который очень возмужал за время службы в армии, окреп, и Андрюха. В компании его уже давно стали называть «оператором», и иногда «киношником».

Степан не один раз заводил с ним разговор о том, что берлога очень далеко, что добираться туда будет очень трудно. А ему, Андрюхе, с его «опытом» ходьбы по тайге, а особенно на лыжах, это просто немыслимая экспедиция.

– Давай ещё на годик отложим твоё кино. На следующий сезон найду нормальную берлогу, поближе, пораньше. Сделаем твоё кино красиво и культурно.

– Нет. Пожалуйста. Я дойду, обещаю. Пожалуйста.

Ну, что ты с ним будешь делать. Придётся вести.

Коней поручили Николаю. Он выбрал на конном дворе Гнедка, уже далеко не молодого, осторожного, не первый раз идущего в такую трудную дорогу, и Карьку. Этот был молодой, всего второй год, как объездили. Чем-то он был схож с Верным, такой же балбес, с расхлябанной, широкой походкой.

Гнедка запрягли в сани, в которые уложили несколько мешков овса и немного сена. Карька тянулся следом, на привязи. Степан, на снегоходе, с собаками и «киношником», одетым в две шубы, уехал вперёд. Сказал, что в полдороге дождётся.

Начало января всегда славится крепкими морозами. Вот и сейчас, прижимало крепко. Сидеть без движения в санях, даже зарывшись в сено, было прохладно и Вовка, время от времени, выскакивал и бежал рядом. Задохнувшись, с трудом проталкивая в лёгкие морозный, плотный воздух, он снова падал в сани и прислушивался к скрипу полозьев по рифлёному следу снегохода.

Верный отстал от хозяина и теперь неспешно семенил за Карькой, иногда схватывая на бегу порцию обжигающего снега. Невысоко над горизонтом висело холодное, закуржавевшее солнце.

Запахло костром. Гнедко прибавил шаг и вскоре обоз подъехал к поляне, на которой стоял снегоход и жарко пылал костёр, оплавляя снеговые края образовавшейся ямы. Быстро перекусили, пошвыркали горячего чая и двинулись дальше. Торопились, понимая, что до базы доберутся только к ночи. Андрюха пытался что-то снимать то и дело, отогревая камеру под шубой.

Конец ознакомительного фрагмента.