Как бы то ни было, но этот рейс на Витим, Лика всегда вспоминает, как нечто особенное, по сравнению с тем, что стало происходить потом. На судне царило полное спокойствие, порядок, даже какая-то речная идиллия. Экипаж казался настолько идеально подобранным, дружески настроенным, что Владимир Иванович нет-нет, да сплёвывал через левое плечо и даже крестился украдкой, хоть ни во что толком не верил, когда слышал то добрый смех, то незлобливое подначивание, то дружеские приколы, заканчивающиеся, как правило, сдержанно-радостным ржаньем. Двух молодых и красивых женщин, так неожиданно и так кстати появившихся на судне, все яростно любили, правда, разною любовью. Перед одной благоговели, для другой готовы были на всё, лишь бы… да хоть бровью повела.

И этот ослепительно-сиреневый красавец Витим и эти мужчины, так красиво и достойно делающие свою не простую, мужскую работу, бесконечно восхищали Лику. Ей уже не казалась трудной её собственная работа на кухне, и она уже не жалела, что согласилась с предложением Пети поработать поваром. Ведь она должна увидеть Лену всю, целиком, теперь уже точно должна! Да если всего лишь один её приток так хорош, то что же вся она?

Быстро скатились по Витиму назад в Лену. После сумасшедшего полёта вниз по течению мстительного Витима, как в стоячую воду плюхнулись в Лену. Однако очухались, отдышались и бодро потянулись, теперь уже, вверх по течению, в Осетрово, под погрузку. Ещё до прихода на нефтебазу, по рации сообщили, что арктическая навигация открыта и назначение их следующего груза – порт Тикси!

Иваныч с Бузукой потирали руки, были довольны и остальные члены экипажа. Ещё бы, арктический рейс, это для речника всё: и выполнение плана, и премии считай в кармане, а с ними почёт и уважение, с грамотами и наградами в конце навигации, да и другие респекты, не такие официальные, о которых, впрочем, чуть позже.

Корабль уже четвёртые сутки шёл по голубой артерии реки. И с каждым днём Лика всё отчётливее понимала, что имел в виду Петр, когда произнёс ту многообещающую фразу:

– Да ты знаешь, какая Лена в низовьях? Ну, ничего-ничего, посмотришь, скоро уже.

И она смотрела. Смотрела каждую свободную для неё минуту. Их было у повара грузового судна не очень много, и Лика использовала любую возможность, чтобы убежать на нос корабля, на бак, как здесь говорили. В рубку, после того случая, ей ходить было как-то неудобно, хотя Петя её уже снова звал.

Но она сделала открытие, и этим открытием было прийти рано утречком, до восхода, или, наоборот, вечерком, перед самым закатом солнца на нос корабля. И здесь, стоя у борта корабля, обдуваемая ветром, она наслаждалась чистотой и сладостью великолепного, настоящего, речного воздуха, пахнущего свежестью, немного рыбой, здоровьем и вечностью.

А ещё здесь было тихо, потому что машинное отделение в корме, и шум работающих двигателей совершенно не слышен на баке. И эта потрясающая тишина так гармонировала с открывающейся природой, которая надвигалась, наплывала на Лику из зелёно-голубой бесконечности реки, тайги, неба, облаков, одним словом, из мироздания, которое охватывало, заключало в объятия и уносило в неведомые параллельные миры. Лика становилась в самой оконечности носа, где два борта сходились, образовывая угол, поднимала руки над головой и, наполняясь счастьем единения с природой, отдавала себя этой тишине, и бесконечности.

Ещё не было Титаника с Ди-Каприо и Кейт Уинслет, не было кадров, потрясших мир своей страстной монументальностью, но уже была никому неизвестная девчонка на носу грузового корабля, идущего по великой северной реке. Ей ещё некому было подражать, но она так же вытягивалась стрункой над поверхностью реки, как главная героиня того будущего великого фильма, над поверхностью океана.