Дюпри кивнул. Он помнил бойкую соседку Наны. Два мужа, пятеро детей.

– Они тоже не уехали; Селета давно овдовела, у нее был инсульт, и она уже три года лежит парализованная в постели. Ее младший сын Бобби, тот, что о ней заботится, славный мальчик. У него есть старая машина, которая далеко не уедет, но он пообещал вывезти нас отсюда, если все станет совсем плохо. Говорят, что городской совет откроет крытый стадион «Супердоум» и сделает там убежище.

– Ох, Нана… – Дюпри вздохнул. – Стадион?

– Это на крайний случай, и это действительно безопасное место. Покойный отец Бобби работал на строительстве «Супердоума»; Бобби говорит, что он выше уровня моря, к тому же у него железобетонный фундамент. Это настоящий бункер. – Она улыбнулась, кивнув в сторону алтаря. – К тому же ты знаешь, я всегда слушаюсь моих сантос.

Дюпри попытался изобразить улыбку, но она не коснулась его глаз. Он все еще беспокоился. Вернувшись к открытой кухонной двери, взял сумку, которую оставил у входа, и произнес, протягивая ее Нане.

– Я подумал, что тебе это пригодится.

Она закрыла дверь, достала сверток, положила на стол и ножом разрезала шпагат и ткань, в которую Мейр завернул его. Внимательно изучила содержимое свертка: приоткрыла шелковистые конверты, прочла замысловатые закорючки, которыми Мейр пометил пакетики, проверила при свете свечей баночки и жестянки. Затем повернулась к Дюпри:

– У меня только один вопрос. Чего бы тебе хотелось, mon cher: отогнать ураган или приманить?

Новый Орлеан, штат Луизиана

Джозеф Эндрюс-младший носил джинсы и толстовку с логотипом Тулейнского университета. Слишком длинная темная челка падала на голубые глаза и резко контрастировала с его бледной кожи. Джозеф ждал в кабинете ректора, сидя с книгой за столом для общих собраний. Но он не читал. Его плечи были опущены, взгляд обращен внутрь. Амайя наблюдала за ним из коридора, прислушиваясь к шепоту ректора.

– Он отличный парень и блестящий студент. Мы очень его поддерживаем, особенно с тех пор, как узнали о трагедии. Он никогда не покидает университетский кампус, живет в студенческом общежитии. В июле и августе оставался здесь, изучал дополнительно лингвистику и литературу. Когда пришел приказ об эвакуации, мы предоставили убежище в главном здании тем, кто захотел остаться. Я знал, что Джозеф будет одним из них.

– Вы думаете, оставаться здесь разумно?

– Главное здание уже выдержало несколько ураганов, – уверенно сказал ректор.

Амайя заметила изменения, которые произошли в поведении Джозефа Эндрюса-младшего, когда они вошли в кабинет. Он сразу выпрямил спину и напряг плечи, которые, несмотря на худобу, стали заметны под тканью толстовки. Подняв голову, молодой человек мрачно посмотрел на вошедших сквозь темные пряди волос, затем бегло взглянул на удостоверения, которые оба ему предъявили. Джонсон представился, хотя они договаривались избежать излишних формальностей. Агент решил, у Амайи больше шансов разговорить такого молодого парня, как Джозеф Эндрюс, чем у него самого.

– Добрый день, мистер Эндрюс. Мы агенты Джонсон и Саласар из ФБР. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов. Могу я называть вас Джозефом?

– Ты не агент ФБР, – сказал парень, обращаясь к Амайе. – На твоем удостоверении написано «временное». Сколько тебе лет, двадцать два?

Джонсон сложил руки на груди и сделал шаг назад, уступая место своей спутнице. Он был прав. Несмотря на кажущуюся враждебность, парень явно предпочитал общество Амайи.

– Мне двадцать пять, и я действительно не агент, а заместитель инспектора полиции и временно сотрудничаю с ФБР. Зато он, – она кивнула на Джонсона, – настоящий агент. Мы из следственной группы и хотим поговорить о том, что случилось с твоей семьей.