Шерри с интересом посмотрела на неё.

– Он сказал, что хочет сесть на торт! Представляешь? Съесть весь крем, чтобы стать ещё мягче! – продолжила Анна.

Девочка рассмеялась, искренне, по-детски, и именно этот момент я поймала через объектив. Улыбки Сью и Кевина добавили кадру ту самую нотку тепла, которая делает семейные фотографии особенными.

Вся студия наполнилась смехом, а я, довольная результатом, сделала последние снимки.

– Всё! Мы справились, – объявила я, опуская камеру. – Вы все были просто замечательными!

– Особенно мишка, – добавила Анна, подмигнув Шерри.

Девочка, наконец, оттаявшая, крепко прижала игрушку к себе, её глаза сияли от радости.

Когда семья ушла, я бросила взгляд на Анну, скрестив руки на груди:

– Ну что, домашнее и стильно?

Она театрально закатила глаза и подняла руки в жесте капитуляции:

– Ладно-ладно, ты победила. Серый фон был хорош. Но только в этот раз!

– Учись у мастера, – усмехнулась я, начав собирать фон.

Анна хмыкнула, наблюдая за мной, но вскоре включилась в процесс. Мы обе работали молча, в тишине, нарушаемой лишь шорохом ткани и стуком оборудования. Но это была та тишина, что заполняет пространство уютом.

– Ада, – вдруг заговорила Анна, осторожно складывая ткань, – мне кажется, такие съёмки – это не только про фотографии. Это… про моменты. Мы как будто ловим чью-то маленькую вселенную и запечатываем её навсегда.

Я подняла глаза и посмотрела на неё с лёгкой улыбкой.

– Ты иногда удивляешь меня своей философией, – ответила я, немного смягчая тон. – Но ты права. Каждый кадр – это их история. А нам повезло быть частью этого.

Анна кивнула, как будто соглашаясь с собственными словами, и продолжила уборку.

День действительно пролетел незаметно. Когда съёмки закончились, мы обе выглядели измотанными, но довольными. Анна собрала свои инструменты и забрала несколько платьев, чтобы доработать их перед следующей фотосессией.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я осталась? – спросила она, стоя у двери.

– Нет, всё в порядке, – ответила я, вытаскивая карты памяти из камеры. – Я просто немного подкорректирую кадры и уберу оборудование. Давай, езжай.

– Хорошо, но если вдруг что-то… – начала она, но я прервала её, махнув рукой:

– Всё будет нормально. Увидимся завтра.

Она ушла, оставив меня одну в студии. Я на мгновение прислонилась к столу, прислушиваясь к тишине. Это было моё любимое время – когда вокруг уже никого, и я могла спокойно сосредоточиться на работе.

Я начала разбирать оборудование, аккуратно раскладывая его по местам. Камера, объективы, карты памяти – всё должно было быть готово для нового дня. Потом я села за компьютер, чтобы перебрать отснятые кадры. Каждый снимок был как окно в маленькую вселенную наших клиентов, и я с удовольствием погружалась в эти истории.

В тишине студии я чувствовала себя как дома. Казалось, что в этот момент весь мир замер, оставляя меня наедине с моим искусством.

Возвращаясь домой, я решила зайти в магазин за десертом. Горячий кофе и шоколадный фондан – идеальное завершение насыщенного дня. Улица была пустынной, тёмной, и только редкие фонари отбрасывали длинные тени на мокрый асфальт. Дыхание вырывалось облачками пара, холодный ветер пробирался под пальто, но мне казалось, что я слышу даже свои шаги, отдающиеся эхом в тишине.

Почти у самого магазина моё внимание привлёк тёмный переулок. Два силуэта двигались вдалеке, едва заметные в тусклом свете фонаря. Один из них стоял прямо, второй был согнут, словно молился или умолял. На первый взгляд – ничего необычного, но странное ощущение тревоги поселилось где-то глубоко в груди.