Он резко поднял меня, хватив за лицо своей широкой, грубой ладонью. Челюсть заныла от силы его пальцев, сжимающих мою кожу, как тиски.

– Либо ты дашь мне то, зачем я пришел, либо я сделаю тебе больно, – прошипел он, зверски уставившись в мои глаза.

Его голос был тихим, но в нем звучало обещание, от которого кровь стыла в жилах.

Я почувствовала, как адреналин вспыхивает в моей груди и разливается по телу. Моя спина выпрямилась от злости, руки дрожали.

– Я лучше сдохну, – процедила я сквозь его стиснутые пальцы. Мои ногти впились в его кожу на руке, а в голове раздался оглушающий крик инстинкта:

«Не делай этого, не провоцируй его!»

Но действие уже вырвалось, резкое и отравленное ядом.

Я плюнула ему прямо в лицо.

Его глаза дернулись, мгновенно закрывшись от неожиданности, а затем он засмеялся – низким, рваным смехом, от которого мороз прошел по моей коже.

Он швырнул меня на кровать с такой

Силой, что у меня перехватило дыхание.

Пока он вытирал лицо тыльной стороной руки, я попыталась перекатиться к краю кровати, но не успела. Давид схватил меня за лодыжки, резко дернув назад, и я оказалась у самого края, снова под его контролем.

– Ты не убежишь, Ада, – сказал он, сжимая мои щиколотки так крепко, что боль прострелила ноги.

Я задыхалась от гнева и страха, осознавая, насколько наши силы неравны.

Его хватка была словно железный капкан, и каждый мой рывок лишь вызывал у него насмешливую улыбку.

И тогда в моей голове мелькнула мысль

– Одна из тех безумных идей, что рождаются на грани отчаяния. Все те часы, что я потратила на просмотр документалок и интервью о психологии маньяков, всплыли в памяти. Советы специалистов звучали как слабая, но всё же возможная стратегия: согласие может сломать хищника, заставить его потерять интерес.

Я сделала глубокий вдох и заставила себя замереть. Дрожь пробегала по моим рукам, но я напряглась, чтобы удержать их неподвижно. Медленно подняв глаза, я посмотрела на Давида.

– Хочешь меня изнасиловать? – произнесла я, стараясь, чтобы фраза прозвучала ровно, почти равнодушно. – Делай то зачем пришел и убирайся!

Мои слова оказались неожиданностью даже для самой себя. Это была игра на выживание, и я поставила всё на этот отчаянный ход.

Губы Давида растянулись в жестокой усмешке, обнажая клыки, его взгляд, пронизывающий и холодный, не отрывался от меня. Он сжимал мои ноги, его хватка была железной, не давая ни малейшего шанса на освобождение.

– Я здесь не за этим, детка, – его голос был низким и уверенным. Он замедлился, словно подчеркивая свою власть, затем добавил, – Но от твоего предложения я не откажусь.

Отпустив мои ноги, они безвольно опали на матрас.

Я чувствовала, как меня сковывает не только его физическая сила, но и его взгляд, который буквально врезался в меня. Я пыталась сохранить внешнее спокойствие, но внутри у меня все грохотало от страха и ярости.

– Тогда что тебе нужно? – я постаралась звучать холодно, но чувствовала, как самообладание покидает меня.

Давид не спешил. Его глаза сверкнули от какой-то непонятной удовлетворенности, прежде чем он медленно опустил руки к своему поясу.

Звук расстегивающейся бляшки разорвал тишину, и одним плавным движением он вытащил ремень, освобождая свои шлевки, словно это было частью какого-то спектакля, где он был главным действующим лицом.

Мое тело сжалось, будто готово было отразить удар от падения с огромной высоты. Давид начал двигаться огибая кровать, его шаги тяжело звучали в тишине, а его голос был тихим, но уверенным.

– Протяни руки, – слова прозвучали как приговор, резкий и жесткий, как трос, натянутый до предела.