Вторая наша спутница, с тревогой озираясь и теребя полотенце, спросила меня:

– А здесь глубоко?

И я в который уже раз за это утро принялся объяснять, что довольно глубоко, и в этом есть преимущества. На что девушка просто схватила ртом воздух, а Света, дернув непроизвольно бровью, быстро распрямила спину и презрительно, как мне показалось, сжала губы.

Только-только начинало припекать солнце. В многочисленных варунгах5 загадочно шевелилась жизнь. Темный песок уже был горяч. Мы разложили на нем доски, и один из парней после того, как я закончил инструктаж, похохатывая, пропел: «А над нами километры воды…»

И был почти прав, ошибся только в восприятии плоскостей. Километры были не над нами, а перед нами.

Я привык к огромной воде. Я вижу её всю свою жизнь практически ежедневно, но всякий раз меня ошеломляют её голубые бескрайние равнины, и я не знаю, кого за них благодарить, но точно знаю, что благодарить нужно!

В тот день по водной равнине, далеко от берега, скользили сероватые подвижные облака, а ветер легко и высоко бежал на северо-запад, слегка продавливая воду, от чего на ней проявлялась синеватая рябь. Ветру я кивнул, мы с ним уже были знакомы. Не то чтобы дружили, но играли иногда в парусные игры.

В песок бились волны. Катились издалека белыми рулонами, и нам предстояло проплыть сквозь их рыхлую пену туда, где они были еще упруги, как тела. Наконец мы забежали с досками в океан. Кого-то я подбодрил словом, кого-то подтолкнул рукою – все вышли из жесткой прибойной зоны и довольно бодро погребли от берега.

Света была в авангарде, её обогнал только атлетичный парень из нашей группы. Я нагнал их и попросил сесть на доски. Следом подгребли остальные.

Берег был черным, зеленым и оранжевым. Вокруг колыхалась вода. Наконец мы все расселись. Отдохнули. Присмотрелись к берегу, к океану, по-новому взглянули друг на друга – ведь часто человек на волне оказывается совсем не тем, за кого ты его принимал на берегу, и принялись поджидать подходящую волну, которая не замедлила появиться.

Она вырастала из океана не быстро – океану торопиться некуда, – но плавно, занимая пространство вокруг, а в нашем восприятии так же плавно, но неуклонно росла её сила.

Я не помню, кто тогда из парней оказался ближе всего ко мне, я помог развернуть ему доску и прокричал чуть ли не в ухо:

– Греби, греби!

И он погреб в сторону берега, разгоняясь что есть сил.

Лодка ощущает дрожь воды, когда ветер внезапно бросает ей под днище жменю ряби, но как описать не дрожь, а движение, исполинское движение даже небольшой волны?!

Я разгонялся с парнем вместе, был рядом, чтобы помочь, если вдруг ему не хватит сил или умений оттолкнуться от сверкающей стены и ухнуть по её склону вниз.

Мы неслись сквозь свет, он падал сверху, он бил снизу твердым блеском, потому что его отражала твердая от скорости вода, мы гребли сквозь брызги, и они хохотали нам в лицо – маленькие бело-голубые, насмешливые и крепкие! И вот наконец, после напряжения, после ощущения внутри горячего сердца и легких, трудно двинувших в себе поток крови и воздуха, пучина начала разверзаться перед нами, и доска скользнула в неё.

– Вставай, вставай! – опять кричал я, и он начал подниматься, а я краем глаза увидел, что метрах в десяти справа, разогнавшись, на эту же волну встает Света.

Грохот воды отвлек мое внимание; тот, кому я помогал, тянул за собой, как шлейф, пенный след и, балансируя, мчался вбок и вниз, а Свету я видеть перестал. А потому погреб к точке, с которой она рухнула вниз. Остальные готовились взять следующую, гораздо меньшую волну. Кругом шипела пена.