– Ох, и хитрая же собака, – покачивая головой, повторял папа.

Думаю, мой укушенный палец сыграл не последнюю роль в этом странном преследовании. Лада не металась в панике при надвигающейся опасности, а словно сопровождала наш большой и грозный грузовик, находя спасение между его передних колёс. К счастью, всё обошлось. Мужчины примирительно посмеялись, признавая ум изворотливой дворняжки, и все вернулись домой целыми и невредимыми.

Как-то осенью папа привёз из деревни печальную новость, Ладу застрелил местный лесник со странной фамилией Кастрюля. Она часто убегала со двора и гуляла там, где ей вздумается. Чем наша собака насолила стражу леса, мы так и не узнали.

Я не плакал, поскольку так и не смог по-настоящему подружится с Ладой. Но всегда вспоминал о ней как-то по-особенному. Вероятно, потому, что в рыжей коротколапой дворняге решительности и хладнокровия было куда больше, чем в маленьком мальчике, считавшего себя её хозяином.

«Секретики» – это такое девчачье сокровище, которое они прятали от посторонних глаз и показывали лишь тем мальчикам, которые им нравились. Выкопав неглубокую ямку, девочки клали в неё фантик, цветную картинку или цветочек, накрывали стёклышком и сверху присыпали землëй. Найти без подсказки такой клад в нашем большом дворе было непросто.

Однажды мне показали свои «секретики» сразу две девочки, но взамен тут же потребовали, чтобы я предъявил им свой. Пришлось засучить рукава и его сделать. Я выбрал рисунок велосипедиста, уложил его в ямку, сверху плотно прижал выпуклым стеклом от зелёной «чебурашки»5 – вышло замечательно!

Девочки похихикали, но не увидели в моей композиции ничего интересного для себя, поскольку сами любили прятать всякую бессмысленную цветную мишуру и, видимо, ждали того же от меня. Зато я время от времени разгребал землю, очищал подушечками пальцев гладкое зеленоватое стёклышко, напоминавшее мне миниатюрный кинескоп телевизора, и втайне от других любовался своей инсталляцией.

В пять лет я посмотрел по нашему новенькому цветному телевизору «Радуга» передачу о землетрясениях. Смысл его я понял так: во время этого стихийного бедствия плохо лишь тем, кто живёт на высоких этажах. Дома падают, люди гибнут, точка. Поскольку мы жили в подвале, я не слишком переживал. Ну, куда мы можем упасть из подвала? Вот тем, кто у кого квартиры наверху, стоит беспокоиться. Но именно в это же время чёрт дернул отца прихватить меня с собой и поехать в гости к его старшей сестре Шуре. Она жила под Новосибирском, в Искитиме, и, представляете, как раз на последнем, пятом этаже. То есть мы с папой собрались на верную смерть?! Дома у меня буквально случилась истерика:

– Это ведь пятый этаж! – кричал я. – А если вдруг землетрясение?!

Я ни за что не хотел умирать. Родители меня убеждали, что опасности нет, мол, тётя Шура уже давно живёт на последнем этаже и ни разу не было никакого землетрясения, но я не соглашался. В итоге мы всё же отправились в гости, и я полночи, лёжа в холодной кровати, ждал конца света. Я злился на отца. Как он мог не понимать таких простых вещей, ведь по телевизору всё ясно сказали: во время землетрясений многоэтажные дома рушатся и люди гибнут!

Измученный предсмертными ожиданиями, я начал прислушиваться к собственному телу. Вот я дышу, а вот я задержал дыхание и не дышу…

«Постой, постой, – насторожился я. – Это что же получается, если от меня зависит, дышать мне или нет, то как же быть ночью?! А что если я усну и забуду, что мне нужно дышать? Получается, я в любом случае умру, случится сегодня землетрясение или нет?!»