Примерно раз в год из группы №5 кого-то из ребят забирали в приёмную семью. Обычно усыновители интересовались и вставали в очередь на детей помладше, а группа Амалии уже давно пересекла барьер востребованности, поэтому ситуации с «проводами» случались всё реже и реже.

Больше всего она боялась, что когда-нибудь заберут Серёжку и Берту. Внешне Амалия никогда не показывала своей особой привязанности к этой парочке, но внутри у неё всё сжималось, когда очередные приёмные родители заходили в их группу выбирать ребёнка. Серёжка это чувствовал. Между ними троими была какая-то незримая связь, и Серёжка, как настоящий мужчина, сразу как будто взял на себя ответственность за Берту и Амалию.

– Вы не переживайте, Амалия Сергеевна, никуда я отсюда не уеду, – с бравадой говорил Серёжка каждый раз, когда видел настороженную Амалию после встречи с потенциальными усыновителями.

– Ну а вдруг найдётся очень хорошая семья, которой нужен будет для полного счастья только мальчик Серёжка с настоящим мужским характером? – отшучивалась она.

– Мне для полного счастья КАКАЯ-ТО семья не нужна. Я бы согласился жить только с Бертой да с вами. Почему вы не хотите усыновить нас двоих?

– Серёжа, давай не будем об этом. Как ты себе представляешь, что я усыновила только вас двоих, а другие ребята?

– Я за других говорить не могу. Я всегда говорю только за себя. Ну и за Берту тоже. Она мне сестра.

На все попытки уговорить Серёжку и Берту не называть друг друга братом и сестрой Серёжка отвечал угрюмо, но как всегда чётко: «Я буду защищать её всегда, хоть я и младше. Она моя сестра, и разговор окончен». Они и вправду были друг за друга горой. Многие даже забыли, что они попали в интернат в разное время, из разных городов, из разных семей.

Берта боялась, что её могут забрать. И если Серёжка всем говорил, что он никогда отсюда не уедет, то Берта понимала: если это случится, отвертеться будет невозможно – спрашивать их желания никто не будет. Они даже тайно договорились с Серёжкой, что при собеседовании с усыновителями будут говорить, что они брат с сестрой и что они поодиночке никуда не поедут, а если поедут, то устроят весёлую жизнь, мало не покажется.

Когда в группе появился Серёжка, стало радостнее, что ли. Он всегда чётко раскладывал всё по полочкам, называл вещи своими именами и не стеснялся говорить о своих эмоциях и чувствах. Он был почти самым младшим в группе (если разница в несколько месяцев в таком возрасте имеет значение), но по факту к нему прислушивались как к самому старшему.

Он никогда не рассказывал, как и почему попал в интернат. Даже Берта, которая на третий день его пребывания в интернате стала его названой сестрой, не знала, есть ли у Серёжки кто-то родной.

Знала Вероника Юрьевна, так как в документах всегда написана история ребёнка. И знала Амалия, потому что при поступлении в интернат нового воспитанника с каждым педагогом проводят установочную беседу, где с психологом разбирают, как правильно вести себя с ребёнком в его жизненной ситуации.

А ситуаций было так много, что в начале своей работы здесь, в интернате, Амалия иногда просто не могла заснуть от мыслей о несправедливости жизни. Как иначе объяснить, что дети оставались без родителей? Но со временем она то ли привыкла, то ли в ней самой укоренилась позиция жить настоящим, и она стала проще принимать чужую боль, в ответ безвозмездно отдавая любовь.

Амалия поняла, что если просто любить детей, не вспоминая о прошлом, быстрее затягиваются раны, мысли становятся легче и со временем мечты начинают возвращаться в детские жизни. И как она считала – до этого она додумалась сама, – если вернуть человеку веру в чудо и веру в мечту, то все испытания становятся не такими уж и сложными.