– Особенно в качестве будущего партнера, – добавила Серена.

– Тебе он понравится, – пообещал Пембертон. – Харрис проницателен и не терпит дураков.

Серена коснулась его плеча над раной:

– Поспешим. Нужно перевязать тебе руку.

– Сперва поцелуй, – возразил Пембертон, заводя их сплетенные пальцы за спину Серене и привлекая молодую супругу к себе.

Приблизив лицо к губам Пембертона, та с жадностью впилась в них. Чтобы сделать поцелуй еще крепче, свободной ладонью Серена притянула к себе затылок мужа, и ее дыхание мягкой волной прокатилось по нёбу Пембертона; поцелуй все длился, вовлекая и зубы, и языки. Теперь Серена уже тесно прижималась к мужу всем телом. Стеснения в ней не было и в помине, даже в самую первую их встречу. Пембертон вновь почувствовал то, чего никогда не испытывал с другой женщиной: ощущение свободы и безграничных возможностей, каким-то чудом сосредоточенное только в них двоих.

Вернувшись наконец в «паккард», они съехали в долину. Здесь каменистая дорога сделалась более ухабистой, в ее полотне проявились овражки и вымоины. Прокатив по заиленному дну неширокой речки, Пембертоны вернулись под сень листвы, но ненадолго: деревья внезапно расступились, открывая дно долины. Дороги не осталось, только широкий простор голой земли и грязи. «Паккард» миновал конюшню и здание конторы, чья передняя комната служила кассой, а задняя – баром и обеденным залом. Справа располагались лавка и столовая для рабочих. Подпрыгнув, машина пересекла железнодорожное полотно и миновала вереницу пустующих вагонов-платформ, ожидавших утра. Тут же, у путей, стоял и служебный вагон, приспособленный под лазарет; его ржавые колеса глубоко вросли в почву долины.

Супруги проехали под цепочкой из трех десятков одинаковых длинных сараев, оседлавших склон хребта Бент-Ноб; их приподнятые фундаменты опирались на грубо отесанные сваи в ошметках коры, служащие защитой от змей и насекомых. Эти домики и сами напоминали вереницу товарных вагонов – не только размером и внешним видом, но и кабелем, который был между ними протянут. Над крышей каждого сарая торчал железный прут громоотвода, а в стенах были прорублены неровные отверстия, служившие окнами.

– Бараки для рабочих, надо думать? – предположила Серена.

– Да. Как только закончим здесь, можно будет погрузить их на платформы и отправить на новое место по железной дороге. Работникам даже не придется утруждаться сбором багажа.

– Очень удобно, – кивая, похвалила Серена. – Сколько стоит проживание?

– Восемь долларов в месяц.

– А заработок?

– Пока два доллара в день, но Бьюкенен собирается накинуть еще по десять центов.

– Зачем?

– Уверяет, что иначе хорошие работники сбегут от нас в другие лагеря, – пояснил Пембертон, сворачивая к дому. – Я же считаю, что скупка земельных участков правительством чревата избытком рабочих рук. Тем более если «Чэмпион» согласится продать свою землю под парк.

– А что думает Уилки?

– Уилки со мной согласен, – заверил ее Пембертон. – По его словам, единственная польза от биржевого краха – в дешевой рабочей силе.

– Тогда я согласна с вами обоими, – сказала Серена.

Юноша по имени Джоэл Вон дожидался их прибытия, сидя на крыльце дома; рядом с ним в картонной коробке ждали мясо, хлеб и сыр, а также бутыль красного вина. Когда Пембертон и Серена вышли из «паккарда», Вон поднялся и стащил с головы кепку, обнажив копну морковного цвета волос. Кэмпбелл быстро понял, что под этими яркими вихрами скрывается острый ум, и доверил Вону обязанности, поручаемые, как правило, куда более опытным работникам. Как могли засвидетельствовать ссадины на руках и лиловый синяк на веснушчатой левой скуле, это подразумевало и попытки совладать с новой лошадью, столь же активной, сколь и ценной. Вон достал из машины саквояж и вслед за Пембертоном и его супругой поднялся на крыльцо. Пембертон открыл дверь и кивнул юноше, чтобы тот прошел вперед.